Миша вспомнил свои сны. Но говорить о них чужому человеку не захотел. Ответил вместо этого:

— Иванович. Иван был мой отец.

— То приёмный, — ответил «профессор». — А ваш родной отец был цесаревич Александр Александрович, сын Александра II, царствовавший несколько часов под именем Александра III... Скажите, Коржов, во сколько лет ваша мать родила вас?

— В сорок один. Что с того?

— А как долго они были в браке с отцом до того?

— Ну, лет пятнадцать, наверное, были. Что дальше-то?

Михаил продолжал упираться, хотя уже понял, к чему клонит Герман. Всё равно признавать правоту похитителей было противно.

— Есть у вас братья и сёстры?

— А вас это не касается!

— Вы правы, — отозвался собеседник неожиданно. — И правда не касается. Тем более, думаю, их нет. В любом случае, вы уже поняли, к чему я веду. Мне нужны не ваши родственники, а ваше понимание того, что заставило немолодую бездетную пару взять к себе ребёнка, к которому по нынешним абсурдным законам они даже не могли и приближаться.

— А я не считаю нынешние законы абсурдными! — заявил Михаил, почуяв в речах Германа Александровича какую-то противную себе нигилистическую гадость. Коржов уже давно подозревал, что его похитители это никто иные как политические преступники. — Я законы уважаю и царя чту! Это ясно?

— Ясно, отчего же не понять, — сказал «профессор». — Даже в чём-то разделяю ваше мнение. Ещё Белинский писал о том, что России нужно уважение хотя бы тех законов, которые уже есть. Ну так по этим-то самым законам, Михаил Александрович, вы и выходите государем! По указу Павла I трон после смерти Александра III должен был наследовать его сын при наличии такового — ну, то есть, вас — а не брат. Не Сергей. А Сергей — узурпатор.

— Сергей Александрович — законный император всероссийский, — испуганно пролепетал Михаил, услышав рядом с именем царя пугающее ругательство нигилистов.

— О, нет, Ваше Величество. Законный император это вы. А ваш дядя Сергей незаконно похитил вашу корону, попирая все священные устои.

Михаил взглянул в глаза Герману Александровичу. В них читались азарт, игра, хитрость, усмешка. Остальное же лицо собеседника оставалось непроницаемо спокойным. «Может, он из охранки? — подумал Коржов. — Проверяет?». Вслух сказал:

— Издеваетесь, что ли?

— Отнюдь. Приучаю вас к титулу.

— Не надо меня ни к чему приучать! — разозлился Коржов. — Скажите уже по-человечески: кто вы такие и что вам от меня надо?! Какого лешего вы держите меня здесь, в плену!?

— Во-первых, не в плену, а под защитой. Не забывайте, Михаил Александрович, о том, что вас ищет полиция: во-первых, по доносу вашей хозяйки, во-вторых, за похищение дирижабля, а в-третьих, за спасение Веры Николаевны, которую голубым мундирам не удалось уничтожить. Так что вы, конечно, можете высочайшим указом повелеть нам отпустить вас, но на вашем месте я бы так не делал: за решёткой, поверьте, не весело.

— Были?

— Случалось.

— Так кто вы такие? Поляки? Очередные заговорщики, злоумышляющие против царя-батюшки, я прав?

— Разве мы злоумышляем против вас, Ваше Величество? — подал голос румяный парень из-за спины Германа Алексадровича.

— Если бы мы так решили, то вас бы уж не было, — мрачно отозвалась немолодая «учительница».

— И почему это мы обязательно должны быть поляками? — обиженно произнёс еврей.

— Чего мы хотим, так это благополучия для российского народа, — высокопарно проговорил Герман Александрович. — Восьмичасовой рабочий день. Страхование для рабочих. Пенсии обездоленным. Отмена выкупных платежей и передача всей помещичьей земли в распоряжение крестьянским комитетам с тем, чтобы быть отданной в руки людей, которые её обрабатывают. Равные гражданские права для всех сословий. Право голоса для каждого. Созыв постоянно действующего и ежегодно переизбираемого Земского собора, который бы контролировал деятельность министров в общественных интересах... Жизнь в соответствии со справедливостью, а не сообразно с учением церкви и бессмысленным старыми устоями. Вот, собственно, и всё.

— А в чём подвох?

— Да нет подвоха.

— Быть того не может! — сказал Миша. — Мягко стелете! Знаю я вас, нигилистов! Сказки наивным рассказываете, а сами только и думаете, как бы царю-батюшке напакостить, да смуту водворить!

— А зачем нам эта смута? — спросил Герман Александрович насмешливо.

— Уж это я не знаю! Только думаю, что вам за это англичанка платит, чтобы ей под шумок весь Иран захватить! Чтоб России Иран не достался!

— Позвольте узнать, — всё так же насмешливо продолжал атаман нигилистов. — Вы рабочий вот. А вам лично как рабочему что было бы нужнее: восьмичасовой рабочий день при сохранении прежней зарплаты или Иран?

— Вы меня не путайте! — сурово отозвался Коржов.

— Да я вовсе и не путаю. Просто у вас как у рабочего интересуюсь: как вы смотрите на восьмичасовой рабочий день, страхование от несчастных случаев и пенсии не могущим работать?

— Мы в эти ваши сказочки не верим, — сказал Миша. — Вы только заманиваете нашего брата. А сами дурного хотите.

— Отчего же не верите?

— Оттого, что это невозможно.

— Почему же невозможно?

— Потому что господа не согласятся.

— А вот ежели сменить этих господ?