И, возможно, все катилось бы так до конца путевки, если бы не приехал, не «нарисовался» он – этот Виктор. Он сразу выделился, «выпятился» среди других своей «чистюлистостью, моднячеством, аккуратизмом» (эти эпитеты Вера подберет для «новенького» уже при втором взгляде на него). Он был, казалось, нарочито элегантен, ненатурален, пресыщено вежлив, но все же, как ни крути, претендовал на некоторые достоинства галантности.

«Про него тут некоторые говорят, – подбавляла красок к портрету Виктора вездесущая Серафима Юрьевна, – он даже по телефону с женщиной не позволит себе разговаривать, если не побритый…» – «Хм… Надо же так манерничать!» – хмыкнув, подумала Вера.

С приездом Виктора жизнь всего санатория как бы всколыхнулась, будто какой-то загадочный эпицентр соблазна появился здесь. Все молоденькие женщины, казалось, стали тщательнее охорашиваться, принаряживаться, филигранно удлинять ресницы и ярче напомаживать губы, а увлеченные соглядатаи – серафимы юрьевны обоих полов – неусыпно следили за Виктором и ждали, на кого падет его неминуемый выбор; некоторые – по слухам – даже заключали пари на претенденток.

Однако Виктор спешности не проявлял и вписывался в обстановку без суеты и нахрапистости. Он много и живо общался со старыми знакомыми, расточал комплименты и угощал шоколадом медсестер, раскланивался и шутил с усатенькой вахтершей «теть Марусей»; в ярко-лимонной тенниске и полосатых бриджах бегал с ракеткой по корту, азартно подавал мячи на волейбольной площадке, вечером заходил в бильярдную, – он все время был на публике, на свету, будто демонстрировал себя: мол, смотрите! Смотрите, пожалуйста! Я вам не кота в мешке предлагаю, вот я какой, весь перед вами, можете подойти ко мне, поговорить, потрогать, если хотите…

Невольно подхваченная приливом общего интереса к этому человеку, Вера однажды наблюдала, как Виктор при входе в галерею минеральных вод стоял у зеркальной колонны и причесывался. Ей показалось, что он не просто приглаживает свои темно-русые, со стальным отливом, волосы, подстриженные, наверняка, мастером салонного уровня, а любуется собой и дает полюбоваться другим. «Да чего я на него внимание обращаю? Фигляр какой-то! Кривляка! И другие на него пялятся. Тоже мне Ален Делон, – уже тогда, в минуту короткой подглядки, Вера укорила себя за любопытство к этому типу. – На кой ляд он мне сдался? Фу ты!»

И в мыслях она даже пробовала затмить этого человека Игорем. Клин клином вышибают! Ей хотелось сосредоточиться на воспоминаниях об Игоре, который должен был выиграть у Виктора дуэль. Но дуэли, к сожалению, не получалось. Игорь был не совсем еще и потерян, но уже в прошлом, а этот… этот волокита – здесь, повсюду здесь, куда взгляд не кинь, смотри – не налюбуешься…

Прошло несколько дней, и, как ожидалось многими наторелыми постояльцами санатория, Виктор начал действовать. В его поведении, в его взгляде появилось что-то такое: вроде как игрок присматривает себе игрока для хорошей партии… «А не расписать ли нам пулечку в преферанс? А?» – говорил его взгляд, обращенный к женщине. Правда, речь шла не о преферансе…

Вера его «повадки» не только заметила, но и как-то учла, подготовилась. И в тот памятный день с первого взгляда на Виктора, с первого момента, как он только вошел в комнату отдыха водолечебницы, она по каким-то едва уловимым признакам его поведения – то ли по выражению «общупывающих» глаз, то ли по игривой мимике – догадалась, что он подойдет, «подберется» к ней.

Здесь, в полупустом, безмолвном помещении, с зашторенными окнами и светлым сумраком покоя, Вера, расслабленная после процедуры, сидела в кресле и, не спеша, полусонно, вязала розовый рукав кофточки. Но вот Виктор сделал несколько шагов в ее сторону, и от какого-то безотчетного волнения Вера резко встрепенула нитку, словно кто-то подтолкнул локоть, и нечаянно уронила клубок. Мягко и почти беззвучно клубок покатился по ковровой дорожке и вскоре замер.

Виктор наклонился за клубком прежде, чем это успела сделать Вера.

– Спасибо, не стоило беспокоиться, – коротко и сухо сказала она, принимая от него клубок и подмечая, как ровно, «маникюрно» подстрижены у него ногти.

– Вы позволите сесть рядом? – не нарушая обычаев комнаты, тихо спросил он. На лице у него, чуть красноватом от свежего загара, была вежливая, чинная улыбка; от него исходил легкий аромат, вернее – шлейф аромата, изысканного одеколона.

– Сколько угодно, – с некоторым промедлением, равнодушно ответила Вера, впрочем, равнодушие было натянутое, будущее соседство ее раздражало: «Принесло этого кривляку. Отдохнуть не даст…» И чтобы отгородиться, отвлечься, он стала быстро, настойчиво вязать рукав, но петли почему-то не слушались и часто срывались с блестящего, отполированного носа спицы.

– Мне кажется, вы очень торопитесь, поэтому у вас и не выходит, – наблюдая за ее руками, сказал Виктор.

– Возможно, – холодно отозвалась Вера.

Пальцы у нее действительно стали скованными, нерасчетливыми, и во всем теле появилась некая напряженность, будто предчувствие посягательства на свой покой, на свою личность со стороны этого «франта», этого «позера», – она так легко находила ему нелицеприятные характеристики, хотя, в сущности, он еще не сделал ей ничего дурного. Да и соседство его ничем ее не оскорбляло.

– Я хочу подружиться с вами, Вера, – он смотрел ей в глаза неумолимо и прямо и говорил вкрадчивым полушепотом.

«Ух как! – мысленно изумилась Вера. – Откуда-то уже мое имя прознал. Шустер красавец!»

– …Не буду скрывать: вы мне понравились. Я второй день наблюдаю за вами. И эти наблюдения приносят мне удовольствие.

– Подружиться? Это как? Спать со мной? – с язвительной усмешкой спросила Вера, и была уверена, что Виктор сейчас начнет словоблудить, извиваться, как уж.

– Я никогда не обманываю женщин и скажу вам честно: это тоже не исключается, – с обезоруживающей улыбкой и прямодушием ответил он. Полушепотом, вкрадчивым полушепотом.