Особое внимание А. Г. Амбрумова уделяет суицидному потенциалу одиночества. Она справедливо указывает на то, что наиболее интенсивное и субъективно тягостное переживание одиночества, с окраской тоскливости, безнадежности, нанесенной обиды, несправедливости, обычно связано со случаями, когда в разряд основных ценностей человека попадают интимные переживания, сексуальные ощущения, родственные связи, дружеские взаимоотношения и привязанности. Переживание одиночества при этом оказывается пассивной эмоцией, провоцирующей изоляцию, уход, отказ от действительности, растерянность, безнадежность. Это едва ли не самый суицидоопасный из всех типов переживания одиночества, поскольку он в наибольшей степени выключает человека из жизни[27].

Острые страдания некоторые люди склонны испытывать при утрате любовных отношений и вследствие супружеских конфликтов. А. М. Полеев по этому поводу писал, что наиболее общей чертой изученных им женщин является их повышенная потребность в любви лица противоположного пола; они отличались крайне низкой толерантностью даже к кратковременному эмоциональному одиночеству и воспринимали свою психологическую зависимость от объекта привязанности как «способность к истинной любви», положительную черту собственного характера. Утрату любовных отношений и супружеские конфликты Полеев рассматривает в аспекте самоубийств[28].

Весьма специфическими и в то же время явными выступают факторы, толкающие на суицид осужденных, лишенных свободы. Известно, что некоторые из них, особенно рецидивисты, очень неплохо адаптируются к тюремным условиям, совсем не страдая от того, что лишены свободы. Другие же испытывают острые мучения только потому, что теперь несвободны. Но есть еще и другие причины страданий, приводящие к самоубийствам. Их исследовал и перечислил И. Б. Бойко: произвол администрации исправительного учреждения; негативное отношение других осужденных; вовлечение в недозволенную деятельность, чаще всего в азартные игры; принудительные гомосексуальные отношения; смерть близких; болезнь, повлекшая длительное расстройство здоровья или инвалидность; страх перед перспективой длительного срока отбывания наказания; несогласие с приговором суда[29].

4. Чувство вины, страдание, смерть

Религия — один из самых мощных источников появления чувства вины. Оно формируется и учением о врожденной греховности человека, и утверждением, что люди никогда в надлежащей мере не исполняют предписания и требования, диктуемые богами (Богом). Следовательно, он всегда виноват перед Создателем. Чувство вины появляется и у ребенка, когда отец начинает бранить его, а он лишь внешне высказывает послушание. В чувстве вины перед Богом очень много инфантильного, что не может быть преодолено даже достижениями современной цивилизации.

Оспаривание того, что чувство вины активно формируется религией, равносильно отрицанию выдающейся роли религии в формировании нравственности, которая не появилась бы, если бы не было чувства вины. Закономерно, что в тех культурах, где отсутствует разработанная концепция греха, нет аскетизма в его наиболее резких формах и тем более мученичества. Чувство вины порождает стремление подавить желания собственного тела, этого «сосуда греха», а мирские соблазны можно легко объяснить происками дьявола. Когда же удается самому наказать эту проклятую физическую оболочку, рождается надежда на прощение Отцом всего сущего.

В том, что у крайних аскетов грех ассоциируется с жилищем, едой, питьем, сексуальным удовольствием и другими земными радостями, нет ничего странного. Эти радости есть сама жизнь, ее утверждение, ее обеспечение. Поскольку среди мучеников и аскетов много некрофильских личностей, они не могут не выступать против того, что идентифицируется с самой жизнью.

Мученичество и крайний аскетизм есть проявления агрессии, но скрытой и обращенной на себя. Агрессия эта оказывается тесно связанной и со стремлением к смерти, и с потребностью в утверждении, и с чувством вины. Вот почему нужно отметить, что некоторые известные в истории мученики были агрессивны не только по отношению к себе, но и по отношению к другим. То, что они в итоге погибали жестокой смертью, иногда даже после пыток, во многом провоцировалось их же агрессивным поведением. Это общее свойство человеческой натуры: например, некоторые русские террористы просто жаждали быть «распятыми».

Здесь, на мой взгляд, присутствует еще и мазохизм, если под ним понимать не только вид сексуального извращения, при котором половое удовлетворение возникает лишь при условии причинения партнером физических или моральных страданий, но и желание безраздельного господства другого над собой (над душой и телом), чувство собственной покорности и беспомощности. Страдание, аскезу, особенно суровую, можно, на мой взгляд, назвать религиозным мазохизмом, смыслом которого является безраздельное, безропотное, слепое подчинение высшей силе — Богу и другим потусторонним силам, не вызывающая сомнений покорность им, чтобы заслужить их одобрение и защиту. Мазохизм можно понимать в еще более широком социальном плане, когда покорность, беспрекословное подчинение, тяжкое унижение имеют адресатом не небесных, а земных властителей, которым отдают тело и душу, подчиняют все помыслы и стремления, когда психическое и даже физическое насилие, нанесение увечий воспринимаются как великое благо. В ответ ожидают защиту и исполнение желаний.

Исток культа страдания, его исходная модель в христианстве — Христос и Его смерть на кресте. В качестве одной из формул христианского страдания можно считать такие библейские строки: «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся. И трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1 Кор., 4:10–13).