– Спасибо вам, большое! —она поклонилась, удаляясь прочь.

– Всего доброго, – офицер проводил ее взглядом, удивляясь тому, насколько необычен ее облик.

Впрочем, госпоже Ведъме было не привыкать. Возрастная оказия случилась с ней, по причине врожденного генетического изменения, из-за которого женщина походила на подростка и частенько попадала в подобные неловкие ситуации. Сама графиня не сильно беспокоилась по этому поводу, хоть и саркастически для себя отмечала, что для столь невинной внешности ее преследовали совершенно чудовищные проблемы. Одной из таких стало крайне тяжелое финансовое положение, в котором Ведъма оказалась, пожалуй, по собственной глупости.

Ведомая желанием легкой наживы, несколько месяцев назад, Малгина смехотворно проигралась в карты на весь свой капитал. Этот своеобразный и поистине бездумный поступок, должен был характеризовать Ведъму, как женщину крайне авантюрного склада ума и нравов. И таковой на удивление она и являлась, при этом вызывая уважение в высших научных кругах своими прагматизмом и мудростью.

Монотонно и с дотошностью женщина выполняла работу, стремясь довести ее до идеала. «Внимание к мелочам рождает совершенство» – так она говорила и, в общем-то, была совершенно права. Как же столь злостная оказия приключилась с ее строгим и хитрым умом? Ответ таился в личности обыгравшего ее, а именно в нынешнем князе Бугуна – Луке II.

Ведъма, как и полагалось любому вхожему в княжеский дом, была непростым человеком. Ее трудолюбие и хорошая родословная, позволили женщине построить успешную карьеру в местной академии наук, в сфере иммунологии. Занимаясь биологией и изучением разнообразных вирусов, к своим тридцати с небольшим, графиня поработала во многих городах известного света и славилась сложными и кране спорными научными трудами, собирающими вокруг себя множественные обсуждения и дискуссии. Кто-то называл ее новатором, кто-то самодовольной самодуркой, и лишь Лука II видел в этой противоречивой исследовательнице – человека, способного вписать его имя в историю мира.

Можно было бы предположить, что князь желал от нее великих академических достижений, однако в действительности мужчина грезил лишь об одном: разрушении привычного церковного института, ненавистно вставлявшему ему палки в колеса реформ. Госпожа Ведъма должна была играть в этом пафосном процессе не последнюю роль, которую, к раздражению Луки, выполнять не хотела, и на то у нее имелась довольно себе веская причина. Страх.

Все дело было в том, что, когда сотни лет назад страшный Катаклизм унес Солнце и привычное людям небо во тьму, оставив редкий лунный отблеск, а земля ушла под воду, высвободившегося океана. Лишь вера спасала несчастных, испуганных выживших от неотвратимого безумия. Оставив привычные рассуждения о Небесных Вотчинах, светлых богах и надежде, церковь переменила риторику, обрамляя ее в одежды ужаса и фатализма. За место архаичных идей о спасении бессмертной души и безусловной божьей любви пришли настроения наступившего конца света, а милостивые боги, сменились злобными и жестокими, дремлющими в глубоких черных водах. Им следовало поклоняться, уважать и просить лишь об одном – милосердии в наказании и проклятье.

Десятки лет подобная практика оставалась незыблемой, а церковь имела влияние над умами, душами и даже жизнями людей, контролируя каждый процесс в государстве. С приходом Марии ее власть значительно уменьшилась: наука вышла на передовую, а люди, уделяя внимание развитию и построение светлого будущего, избавлялись от множества предрассудков. От множества, но не от всех, и как бы не старалась княжна, искоренить в народе веру в морских богов она не смогла, и тому была имеющая физическое проявление причина. А именно проклятье дремлющих всемогущих, обрекающих несчастных на страшные мучения.

Всего божеств было четверо. Суморок, Соль, сиамские близнецы Яган и Еган, считавшиеся единым, и главный – Волот, а их мистический храм, известный как Сапфировый Серпентарий лежал на далеком востоке, в водах Блуждающего океана, куда не отваживался соваться никто.

Первый отбирал у человека зрение, слух и иногда возможность говорить. Второй покрывал тело несчастного ужасными ранами, язвами или рубцами, кожа проклятого часто желтела или бледнела, а иногда и вовсе исторгала дурно пахнущую слизь. Яган и Еган лишали людей конечностей, а Волот поселял под кожу и в волосы многочисленных паразитов. К слову, именно из-за них презренные богами и получили свое название – червивые, а самих властителей вод часто называли гниющими.

Каким образом и по каким причинам люди становились оскверненными, никто до конца не знал. Червивых опасались, пренебрегали и всячески сторонились, не рискуя лечить или даже касаться их. В народе больных так порой и называли – неприкасаемые. Впрочем, сосчитать тех, кто относился к проклятым, как к хворым, можно было по пальцам двух рук. Лука и Ведъма являлись членами столь тесного круга.

Оба этих своенравных и характерных человека верили: никакого проклятья, как и богов не существует, а ужасные увечья лишь последствия чудовищной эпидемии, поразивший мир после Катаклизма. Чего уж говорить церковь, население, и в особенности магнаты не были в восторге от столь иступленного нигилизма, и проклятая натура червивых совершенно не мешала им и многим другим чистокровным и знатным людям использовать несчастных в своих эгоистичных целях. Для них червивые служили не только доказательством власти богов, позволяющей небожителям влиять на покорность населения, но и рабской силой.

Благодаря тиранам прошлого проклятые не имели права голоса, не смели владеть никакой собственностью, а жизнь их буквально принадлежала государству или производству. Любой неприкасаемый после рождения приписывался либо местной администрации, либо покупателю. На них приобретались документы, а сами больные, словно животные или вещи отдавались, реализовывались или дарились как физическим, так и юридическим лицам. Несложно сообразить, что в обществе со временем сложилась поразительная картина, где «неприкасаемость» червивых стала удобным политическим и социальным предлогом для множества ограничений. На первый план вышла идея неравенства и непохожести, а сносные условия труда, медицинская помощь, заработная плата и минимальные свободы для бесправных больных стали недостижимой роскошью. В столь чудовищных обстоятельствах многие червивые начали и вовсе усматривать в смерти лучший исход.