Мелинда Кресуэлл меньше, чем кажется. У нее седеющие вьющиеся волосы и похожий на бутон розы рот. Она наливает чай в две маленькие одноцветные чашки. Психотерапевт не использует бамбуковые венчики или лопатки, и поэтому пар, поднимающийся от полученной смеси, не слишком терпкий.

Наконец, она улыбается мальчику:

– Привет, Тарквиний. Как дела в школе?

Мальчик не отвечает. Он опускается в кресло, женщина садится напротив, предлагая чашку и тарелку с маленькими круглыми печеньями, которые Тарк принимает без особого энтузиазма. Я начинаю считать книги, которые заполняют многочисленные полки, что тянутся от одной стены до другой за спиной психотерапевта.

– Я только что разговаривала с твоим отцом, – сообщает мисс Кресуэлл. – Я понимаю, что после переезда тебе трудно привыкнуть к Эпплгейту. Хочешь поговорить об этом?

Мальчик шумно дует на свой чай и делает маленький глоток. Затем отставляет чашку в сторону.

– Давайте перейдем сразу к делу.

– Что ты имеешь в виду?

– Мой отец заплатил вам деньги, чтобы усадить меня в это кресло… вероятно, даже переплатил, поскольку любую проблему он решает тем, что швыряет ей в лицо деньги до тех пор, пока она не задохнется от налогов. Я почти уверен, что у вас есть все мои данные – рост, вес, цвет глаз, аллергии, мои любимые хлопья на завтрак. Вы знаете, что мы из северного штата Мэн, который является самой холодной частью Соединенных Штатов, кроме, конечно же, Аляски. В Мэне настолько морозно, что, как по мне, следует запретить всем, кроме йети и хоббитов, жить там.

И вот теперь мы в Эпплгейте, где солнце не отлынивает от своей работы, но люди здесь такие… Черт, дружелюбные. Я и два шага не могу сделать, чтобы кто-нибудь не спросил, как у меня дела, или как меня зовут, или почему в такую погоду я ношу теплую одежду. Как будто правительство обязывает всех представляться друг другу, как общество дружелюбных соседей – растлителей малолетних.

Мы здесь, потому что папе подвернулась более привлекательная и высокооплачиваемая работа… И он ведет себя так, будто он единственный инвестиционный банкир на севере. К тому же так мы можем быть ближе к моей сумасшедшей матери, которая время от времени показывает любовь к единственному сыну тем, что пытается его задушить. Так что да, я в восторге от перспективы оказаться неподалеку от нее, чтобы предоставить ей возможность закончить начатое. И ошеломляющий вывод, к которому вы пришли, заключается в том, что я переживаю «трудности с адаптацией после переезда в Эпплгейт»? Серьезно, Шерлок?

Женщина спокойно ждет, пока Тарк закончит свою речь, и только потом спрашивает:

– Ты ненавидишь свою мать, Тарквиний?

Когда мальчик снова смотрит на нее, выражение его лица уже не такое гневное.

– Нет. Я никогда не испытывал к ней ненависти.

– Ты боишься того, что она может с тобой сделать?

– Только потому, что это кажется заразным. – Пауза. – Я убил человека, знаете ли.

Несмотря на подобное признание, голос психотерапевта звучит спокойно и невозмутимо, когда она спрашивает:

– Кого ты убил?

– Одного мальчика в школе.

– Он был твоим другом?

– Только если я из тех мазохистов, которым нравится, когда их избивают «друзья».

– Твой отец рассказал мне, что происшествие в прежней школе расследовала полиция. Они пришли к выводу, что ты невиновен.

– И все же я виноват в том, что он мертв. – Тарк ерзает на месте. – Я действительно не хочу об этом говорить.

– Все в порядке. Я не хочу, чтобы ты говорил о том, что причиняет тебе дискомфорт. Как насчет того, чтобы рассказать мне о своих родственниках из Эпплгейта?

– Вы имеете в виду Келли? Она замечательная. Она и тетя Линда – самые здравомыслящие и приятные люди, которых я знаю. Это еще одна причина, по которой папа решил переехать именно сюда.

– Я слышала, Келли работает ассистентом учителя в начальной школе Перри Хиллз.

– Эта работа ей подходит. Она любит детей. Примерно три раза в год Келли и тетя Линда приезжали к нам в Мэн, несмотря на то что там так холодно, что можно отморозить пальцы на ногах. Однако Келли никогда не жаловалась. Для людей, которые живут в нескольких сотнях миль друг от друга, мы всегда были близки. Она как старшая сестра, которой у меня никогда не было. Келли всегда заботилась обо мне.

– Как именно?

– Прежде всего, она всегда вытаскивает меня из неприятностей.

– А ты часто попадаешь в неприятности?

– У меня к этому талант. Когда мне было шесть, я решил съесть цветные карандаши. Хотел посмотреть… эм, выйдут ли они другого цвета. Неудача только придала мне решимости, а Келли заставила меня их стошнить, чтобы избежать отравления. В другой раз я чуть не отрубил себе палец, когда готовил ужин, а она отвезла меня в больницу, прежде чем у меня начался приступ паники. Мелочи вроде этих, – вспоминая, Тарк улыбался. – Я смеялся, что Келли родилась старой, а она отвечала, что кому-то из нас нужно быть взрослым, и это вряд ли буду я. Я всегда был глупым ребенком. Наверное, таким и остался.

Мальчик снова замолкает. Женщина замечает внезапную перемену в его поведении.

– В последнее время ты обращался к ней за помощью?

– Нет… в последнее время нет. Я решил этого не делать.

– А почему?

Он снова колеблется и переводит взгляд на картину. Я считаю. Девяносто восемь. Девяносто девять. Сто.

– Потому что она мне просто не поверит.

Но кузина Тарка готова поверить во многое.

– Они же дети, Келли, – возражает ее подруга, которая почти на шесть лет старше. У нее короткие черные волосы и круглое лицо. Они готовятся уходить, в коридорах пусто, поскольку ученики высыпали из школы несколько часов назад. – Конечно, они скажут, что видели мертвецов. Разве ты не смотрела фильм?