Твёрдо решаю поговорить с Захаром в понедельник с глазу на глаз. Я выясню, что происходит, чего бы мне это ни стоило.

Пока я просто стараюсь думать о хорошем. И действовать по намеченному плану.

В субботу еду в ЗАГС, чтобы забрать готовое свидетельство о браке.

Сидя на диване в своей пустой квартире, пальцем поглаживаю выбитую на бланке надпись — «повторное». Больше всего на свете мне хочется порвать эту дурацкую розовую бумажку, на которой написано, что я его жена.

Терпение, Альбина. Терпение…

Чуть позже набрасываю в блокноте краткое содержание заключённого между нами брачного договора. Я видела этот документ лишь пару раз, но кое-что помню до сих пор.

Составляю план искового заявления. Надеюсь, Захару это поможет. У него и так дел выше крыши.

В воскресенье рано утром встаю, чтобы убрать квартиру. Делаю всё, вплоть до мытья окон. После еду в спортклуб. Устраиваю себе марафон. По традиции колочу грушу, затем занимаюсь на тренажёрах и растягиваюсь. Музыка, гремящая в ушах, вкупе с физической нагрузкой, ненадолго позволяет мне отвлечься от гнетущих мыслей.

По дороге домой выхожу на несколько остановок раньше и иду пешком. Смотрю на окружающий меня тоскливый пейзаж. Унылая серость панельных домов, куда ни глянь.

Стандартная советская застройка, во Владикавказе — так же. Улицы, усиленно озеленяемые местными властями в летнее время, сейчас совсем не радуют глаз.

Могла ли бы я жить в этом городе? Таком, как тысячи других? После того, как стану наконец свободна и смогу выбирать… Могла бы, наверное. Но хочу ли?

Так, медленно, но верно истекают мои выходные.

В понедельник прихожу на работу с решимостью, созревшей внутри. Сразу же иду в приёмную. Настя говорит, что Захара не будет минимум до обеда. У него какое-то серьёзное заседание в кассационной инстанции, а это в соседнем городе за триста километров отсюда.

Так вот куда он уехал? Заметно оживляюсь. Значит, он не лгал мне. Всё-таки некоторая доля сомнения у меня была.

Рабочий процесс идёт бодро. Занимаюсь текущими делами. Потом идём обедать с Пашей и Алёной. Через пару месяцев ей предстоит декретный отпуск. Не так давно она вышла замуж, и невооружённым глазом заметно, что прямо-таки светится от счастья. Думаю, когда я наконец разведусь, у меня будет примерно так же.

Захар приезжает лишь к трём часам дня. Раздражённый. Скорее всего суд прошёл неудачно. Закрывается в своём кабинете, рявкнув Насте короткое: «Кофе».

Меня, стоящую тут же, не удостаивает даже кивком. Решаю не лезть на рожон и зайти позже.

После шести, когда все уходят домой, протоптанной дорожкой иду в приёмную. На удивление, Настя ещё на работе. Возится за стойкой. Обнаруживаю тут же старого знакомого — Сашу. Приветливо здоровается со мной. Кажется, он помогает Насте наладить систему видеонаблюдения, которая помимо службы безопасности, выводится и на главный компьютер здесь.

Кивком указываю Насте на дверь начальника, мол, можно?

Она лишь пожимает плечами. Выразительно поднимает брови и качает головой.

Понимаю, что Захар всё ещё не в духе.

Ну что ж. Мне очень жаль. Потому что ему всё равно придётся со мной поговорить сегодня.

Решительно направляюсь в кабинет. Постучавшись, не жду ответа. Захожу сразу же.

Он стоит спиной ко мне, у окна. Лбом упирается в стекло, покрытое с обратной стороны крупными каплями пролившегося с неба дождя. Открывшаяся мне картина отзывается болезненным уколом в сердце. Устал…

Обернувшись, вздыхает, как будто обречённо. Не рад меня видеть, да?

Прикрываю за собой дверь. Проворачиваю защёлку. Ясно даю понять, что разговор состоится.

— Привет.

— Здравствуй. Ну что, стоишь. Проходи, садись, — указывает на кресло для посетителей.

Аккуратно подоткнув юбку, устраиваюсь. Папку с документами кладу на стол, слегка подталкивая по направлению к нему.

Он прочёсывает волосы назад привычным мне движением, после чего ненадолго обнимает ладонями лицо. Устало трёт глаза.

Коротко пролистав лежащие перед ним бумаги, поднимает на меня тяжёлый взгляд. Я вздрагиваю. Что-то в нём не так.

Закрывает папку и придвигает её обратно ко мне.

— Что? — не выдерживаю.

Молчит. Надежда во мне умирает, корчась в предсмертных судорогах.

— Альбина. Мне неприятно это говорить. Но я… должен.

Я всё ещё не понимаю, к чему он ведёт. Сердцебиение набирает обороты. Нервно сжимаю в кулак кисть, лежащую на подлокотнике. Ногтями впиваюсь в мягкую часть ладони.