Шрифт:
Эти попытки тоже не увенчаются успехом. Для того чтобы включить в свой состав как можно большее количество людей, необходимо выработать такое определение инклюзии, которое было бы как можно более широким и не вызывало бы возражений. Если Европа хочет стать домом для всего мира, она должна найти такое определение себя, которое было бы достаточно широким, чтобы охватить весь мир. Это означает, что в период, предшествующий крушению этого стремления, наши ценности становятся настолько широкими, что теряют смысл. Так, если в прошлом европейскую идентичность можно было отнести к весьма конкретным, не говоря уже о философски и исторически глубоких основах (верховенство закона, этика, вытекающая из истории континента и философии), то сегодня этика и убеждения Европы — более того, идентичность и идеология Европы — стали «уважением», «терпимостью» и (самое самоотрицающее из всего) «разнообразием». Такие поверхностные самоопределения могут продержаться еще несколько лет, но у них нет ни малейшего шанса обратиться к более глубокой лояльности, на которую должны быть способны общества, если они хотят выжить в течение длительного времени.
Это лишь одна из причин, по которой, скорее всего, наша европейская культура, продержавшаяся все эти века и поделившаяся с миром такими высотами человеческих достижений, не выживет. Как показывают недавние выборы в Австрии и подъем Альтернативы для Германии, пока вероятность культурной эрозии остается непреодолимой, варианты защиты культуры остаются неприемлемыми. Стефан Цвейг был прав, когда признал, что дело идет к развалу, и был прав, когда признал смертный приговор, который вынесла себе колыбель и Парфенон западной цивилизации. Только он не вовремя. Пройдет еще несколько десятилетий, прежде чем этот приговор будет приведен в исполнение — нами самими. Здесь, в промежутке между этими годами, вместо того чтобы оставаться домом для европейских народов, мы решили стать «утопией» только в исконно греческом смысле этого слова: стать «не местом». Эта книга — рассказ об этом процессе.
Исследование и написание этой книги привели меня на континент, который я хорошо изучил за многие годы, но часто в те места, которые иначе я бы не посетил. За несколько лет я побывал на самых юго-восточных островах Греции и самых южных форпостах Италии, в сердце северной Швеции и бесчисленных пригородах Франции, Голландии, Германии и других стран. Во время написания книги мне довелось пообщаться со многими представителями общественности, а также с политиками и политическими деятелями всех политических направлений, пограничниками, сотрудниками спецслужб, неправительственных организаций и многими другими людьми, работающими на передовой. Во многих отношениях самой поучительной частью моего исследования стали беседы с новоприбывшими европейцами — людьми, которые иногда буквально приехали вчера. На приемных островах в Южной Европе и в местах, где они останавливаются или селятся по пути на север, у всех свои истории и у многих свои трагедии. Все они видят Европу как место, где они могут лучше всего прожить свою жизнь.
Желающие поговорить и поделиться своими историями неизбежно оказывались группой самоотбора. Бывало, что, задерживаясь вечером у лагеря, из него выходили или возвращались люди, которые, мягко говоря, не были настроены на то, чтобы посетить наш континент в духе щедрости или благодарности. Но многие другие были исключительно дружелюбны и благодарны за возможность рассказать о себе. Какими бы ни были мои собственные взгляды на ситуации, которые привели их сюда, и на реакцию нашего континента, наши беседы всегда заканчивались тем, что я говорил им единственное, что я мог честно сказать без всяких оговорок: «Удачи».
Начало
Чтобы понять масштаб и скорость перемен, происходящих в Европе, стоит вернуться всего на несколько лет назад, до последнего миграционного кризиса и периода ставшей «нормальной» иммиграции. И стоит рассмотреть страну, которая была сравнительно отрезана от последних потрясений.
В 2002 году была опубликована последняя перепись населения Англии и Уэльса. Составленная в предыдущем году, она показала, насколько изменилась страна за десятилетие, прошедшее с момента последней переписи. Представьте себе, что кто-то в 2002 году решил экстраполировать результаты этой переписи и предположить, что могут принести следующие десять лет. Представьте, что они сказали: «Белые британцы станут меньшинством в своей собственной столице к концу этого десятилетия, а мусульманское население удвоится в течение следующих десяти лет».
Как были бы встречены подобные заявления? Наверняка были бы использованы термины «алармист» и «запугивание», а также, скорее всего, «расист» и (хотя тогда это слово было в зачаточном состоянии) «исламофоб». Можно с уверенностью сказать, что такие экстраполяции данных не были бы встречены тепло. Тот, кто склонен сомневаться в этом, может вспомнить лишь один показательный случай, когда в 2002 году журналист «Таймс» сделал гораздо менее поразительные комментарии о вероятной будущей иммиграции, которые были осуждены тогдашним министром внутренних дел Дэвидом Бланкеттом — с использованием парламентской привилегии — как «граничащие с фашизмом». [6]
6
Хансард, 2 декабря 2002 года. Бланкетт говорил о журналисте «Таймс» Энтони Брауне.
И все же, как бы ни злоупотребляли этим, любой, кто предложил бы подобный анализ в 2002 году, оказался бы полностью и абсолютно прав. Следующая перепись населения, составленная в 2011 году и опубликованная в конце 2012 года, выявила не только вышеупомянутые факты, но и гораздо больше. Она показала, что только за предыдущее десятилетие число жителей Англии и Уэльса, родившихся за границей, выросло почти на три миллиона человек. Он показал, что только 44,9 % жителей Лондона в настоящее время относят себя к «белым британцам». И выяснилось, что почти три миллиона человек в Англии и Уэльсе живут в семьях, где ни один взрослый не говорит по-английски как на своем основном языке.
Это были очень серьезные этнические изменения в стране в любой период времени. Но не менее поразительными были и выводы об изменении религиозного состава Британии. Например, они показали, что почти все верования, кроме христианства, находятся на подъеме. Только историческая национальная религия Британии находится в свободном падении. Со времени предыдущей переписи населения число людей, причисляющих себя к христианству, сократилось с 72 до 59 процентов. Число христиан в Англии и Уэльсе сократилось более чем на четыре миллиона, а число христиан в целом уменьшилось с 37 до 33 миллионов.