– Я приду ночью. Будешь танцевать для меня, – спокойно отдает приказ, сканируя золотом своих глаз, и я лишь киваю. Страшно ему сейчас хоть слово сказать.

Шейх уже не здесь. Не со мной. Я чувствую эту перемену. Понимаю, что ситуация какая-то серьезная и требует личного вмешательства Макадума.

Резко разворачивается и выходит, оставляет меня одну в ванной, а я вдруг резко ухожу под воду с головой, чтобы мысли свои прогнать, чтобы страх успокоить.

Лежу под водой и чувствую, как сердце бешено в груди стучит. Не страх это… не паника…

Просто мне с каждым мгновением все сложнее лгать Аязу. Мое тело на него реагирует. Душа рвется на части. От одного взгляда на этого мужчину бабочки в животе, но я понимаю, что так нельзя…

Мне с ним не быть, а позволять этому мужчине пробираться все дальше в мое сердце – невозможно для меня, для нас…

Нет никаких нас!

Эта мысль – она оглушает, бьет наотмашь, и я открываю рот и кричу под водой во все горло…

Кричу и выпускаю свои эмоции…

Выныриваю резко и убираю волосы со лба, протираю лицо от воды, только отчего-то солоно на губах, и я понимаю, что слезы я стираю, а не воду…

Слезы своего отчаяния и горя, слезы своей безысходности…

Выбираюсь из ванны и оборачиваюсь в полотенце. Мне холодно. Меня трясет. Я понимаю, что просто не выдержу в этом дворце еще день-другой.

Сорвусь…

Если бы на мне не лежала ответственность за свою семью, за сестру… я бы уже сломалась и рассказала Аязу обо всем…

Если бы наказание досталось только мне, я бы приняла любую кару из его рук, потому что моя душа разрывается на куски, бьется на тысячи осколков от чувства вины…

Ведь я лгу… я… не знаю…

Тихонечко иду в комнату, пустую, шейх ушел, и никого не осталось, кто бы мог потревожить мой покой…

Я забираюсь в постель и реву. Кусаю подушку и реву. В минуты, проведенные с этим мужчиной, я будто лечу, словно крылья за спиной распускаются, ощущаю себя счастливой…

А как только он исчезает, накатывает гнилое послевкусие, боль и тяжесть в груди…

С ним сладко. С ним невероятно хорошо. Я даже не подозревала, что настолько может быть горячо с мужчиной, но после… приходит откат, который буквально уничтожает меня.

И вновь психика срабатывает защитным механизмом. Я вновь уплываю в сон, и будит меня мягкий голос:

– Просыпайтесь, госпожа… Шейх хочет, чтобы вы пришли и танцевали для него…

Моргаю. По моим внутренним часам уже глубокая ночь… Девушка действует сноровисто и быстро. За мгновение на кровати оказывается роскошный золотистый костюм – длинные шаровары и топ, пояс с золотыми монетками, причем… действительно золотыми…

Этот пояс стоит целое состояние, как и все, к чему прикасается рука шейха.

– Я вас соберу. Нужно быстро… господин не в духе… – бросает в меня словами Фазиля. – Надо поторапливаться…

Быстро встаю, застываю, понимая, что я голая и мне нужно найти трусики…

Прислужница словно считывает мой порыв и поднимает с кровати костюм, золотистый, будто сотканный из света.

– Вам белье не понадобится. Под него нельзя надевать…

Сглатываю ком. Прикусываю губу, понимаю, что этот тюль ничего не прикроет, в стратегических местах лишь немного ткань собрана в замысловатый узор, но… если, например, я встану напротив света, то покажется, что я совсем голая…

– Нельзя… нельзя медлить…

Торопит меня девушка и быстро помогает надеть на себя это непотребство, которое наверняка стоит баснословно дорого…

Откидывает мои волосы за спину и смотрит на меня внимательно, поправляет топ, который скорее лиф, цепляет пояс с монетками мне на бедра.

А я вдруг понимаю, что все это время в серьгах была, которые снять забыла, тянусь к ним, чтобы высвободиться, но Фазиля поднимает руку:

– Нельзя снимать. Подарок шейха… если вам некомфортно, надо у господина попросить, чтобы снял…

Прикусываю язык, чтобы больше себя не выдать. Эти традиции… они мне чужды, но… нельзя подставляться сейчас, поэтому я просто киваю и иду за девушкой, которая приводит меня в огромную спальню Аяза.

Застываю у двери. Делаю глубокий вдох, прежде чем войти и утонуть во мраке…

Лишь легкое интимное освещение, приятная музыка льется откуда-то сверху.

Взгляд не сразу замечает Аяза, который сидит, откинувшись на диване, полулежит скорее, перед шейхом столик, на нем стоит высокий сосуд, сильно напоминающий кальян, а в комнате царит приятный аромат цитруса и корицы.