–Да. Ходил. Это было продиктовано моей внутренней потребностью, ну и потом, Звонарев был не против. В общем, низы не хотели, верхи не могли…

– Объясните?

– Пожалуйста. Просто здесь пересекались наши интересы. Я реставрировал бесплатно кое-какие его антикварные безделушки, ну и выполнял некоторые работы . Он позволял мне пользоваться цехом, мастерской и всеми инструментами, когда я хочу и сколько хочу. Ну и ещё привычка. Не забывайте, все-таки девять лет.

– Инструменты дорогие?

– Что бы Вам было более понятно. Его девиз был такой – лучше два сломанных лобзика за дешево, чем один хороший, новый за дорого.

– Интересная черта. Так за что его могли убить? Как Вы думаете?

Алехину захотелось сесть, но теперь это было неудобно, да и следователь сидел посредине, таким образом, занимая всю скамейку.

– Если как следует поразмыслить, то причину можно отыскать, и не одну.

Глава 4.

Когда Алехин не вовремя обедал, у него начинала болеть голова. Вот и сейчас, после почти четырех часов всей этой нервотрепки, начинало ломить затылок и резко отдаваться в висках при каждом его шаге. Жена уже два раза звонила, Сергей сбрасывал звонки, ждал, когда следователь закончит предварительный опрос.

– Жду Вас завтра в Следственном комитете, в девять, для официальной дачи показаний.

Следователь протянул Алехину визитку. Вадим Вадимович Грипалис. Интересно, как его дразнят за глаза? Вадь-Вадь или Грипа?

– Ты где был? Я что с голода должна умереть? Позвонить не мог?

Алехин тяжело опустился на кушетку, не в силах разуться.

– Что у тебя? Опять спина болит?

– У меня всё…

– Ну, всё это ничего. Мой руки, пошли быстрей обедать.

Жена убежала на кухню и еще долго что то говорила, но Сергей не мог разобрать из-за шума воды, пока мыл руки.

– … или со сметаной? Ну, ты скоро?

Сергей вошел на кухню и полез в холодильник, доставая бутылку самогона.

– Чево эта? Какой сегодня праздник?

– Поминки. – Алехин грузно опустился на стул, – Нет, это просто свинство! Вот так вот взять и убить Звонарева!

– Какого Звонарева? Это вашего? Да ладно! Как это? Когда?

– Такого, нашего! У меня в цехе. Представляешь? – Сергей давно привык считать цех и мастерскую «своими», и не любил, когда туда кто-то заходил.

– Подозревают тебя? Или ты свидетель? Тебя посадят…– жена медленно села на стул.

– За что? – Сергей открыл бутылку, – За то, что я его первый обнаружил? – Ну ты же мент…

– Вот именно. Там подозревать больше некого, ты да Саша.

– Ну да, ну да. А брат? А жена с любовницей? А Рыбалко? У меня только пять вариантов, и каждый имеет право быть. Мне нужно срочно пятьдесят грамм.

– Тут, пожалуй, все сто. Мне тоже накапай.

.

– … труп замотан в черную пленку и сидит в кресле. Как мумия. Представляешь!

– Какой ужас. А в каком кресле?

– Да я решил сломанное кресло слегка оживить. Семидесятые годы. Прошлый век.

– Оживил… Его задушили? Или застрелили? Может, зарезали, крови много?

– Я видел только сверток, черную мумию. Потом лицо показали для опознания и все.

– А вдруг это нацисты,– жена повернулась к окну, – уже проникли к нам?

– Да какие нацисты? О чем ты? Кому он нужен?

– Ну, кому то он оказалось нужен.

Сергей выпил маленькую рюмочку. Сегодня был борщ, как всегда очень горячий, они с женой любили очень горячий.

– Да, – чуть сметану не забыл, – Не понятен этот маскарад с обертыванием. Труп ведь оставили.

– Может это послание?– жена аж голос понизила. Все-таки сказывались годы службы в милиции.

– Лен! Кому?

– Саше, или тебе, или еще кому.

– Голова очень болит.

– Ты ешь, ешь. Остывает все. Потом цитрамончику примешь, если твой самогон не поможет. А ты ничего интересного не заметил?

– Все как всегда. Да нет, ничего. Я когда зашел и увидел его, думал, меня кондрашка хватит.

– Надо давление померить. Хотя, ты уже принял, чего теперь мерить.

– Главное, он же практически безобидный… и бесполезный. Но за это не убивают. Надеюсь.

– А милиция что говорит?

– Полиция только спрашивает. На завтра следователь повестку выписал. Пойду, может, что-то узнаю.

– А следователь приличный?

– Молодой. Лет тридцать пять.

Ленка отложила ложку в сторону.

– Да, такой может сделать дело.

– Да ладно, я ж не виноват.

– Не виноват. Ты за языком следи, а то начнешь опять… Будут на старости лет по допросам таскать, или ещё хуже.

– Ничего. Меня больше волнует, кто теперь хозяйничать будет? Он, интересно, с любовкой своей расписан?