Проложенная в холмах дорога была настолько извилистой, что экспресс двигался почти так же медленно, как его колёсные предки. Благодаря этому Меральда могла разглядывать окрестности, а не упиваться стыдом. Могла отрешиться от нарастающего зловония, тянущей ломоты во всём теле, озноба и скручивающихся узлом внутренностей. Иногда память любезно подсовывала картинку искалеченной руки. Резко заполняла взор от края до края, подменяя собой однообразный вид из окна. В такие моменты девушка настойчиво трясла головой, пока видение не исчезало, будто физические усилия вполне материально вышвыривали его за пределы сознания. Хотя это и невозможно. Не с её памятью. Самое большее на что она могла рассчитывать — запереть воспоминание в хрустальном ящичке с хлипким замком. И от любого неосторожного движения этот ящичек мог разбиться, а замок — окончательно сломаться. Но даже если ни того ни другого никогда не случится, она всё равно будет видеть искажённое изображение сквозь призму хрусталя. Потеря фокуса давала ей возможность дышать, но, к сожалению, не лишала знания, что именно хранится в ящике. Обнаружив в своём разуме эту ненадёжную конструкцию, она поспешила спрятать туда всё, что вызывало чувство вины, сожаление или боль, иначе рисковала обглодать себя до костей.

Предгорье изобиловало дикими животными, словно Миражу было недостаточно дурной славы, расстояния и частокола из скал, чтобы отгородиться от остального мира. Меральда не умела определять химеризм на глаз, как это делали охотники, зато с лёгкостью отличала хищников от жертв. Первые прикидывались нерасторопными, на грани лености, тем самым усыпляя бдительность вторых. Осторожничали, когда ощущали голод, и просто забавлялись, если желудок был полон. Добыча до решающего момента вела себя крайне незамутнённо и даже наивно, будто в мире вовсе не существовало никаких опасностей. Классифицировать людей оказалось гораздо сложнее. Девушка слишком многого боялась. Чуткая, напряжённая и подозрительная жертва. Медлительные архангелы во главе с комиссаром Хари и ленивый профессор Роз, вероятно, готовились к финальному прыжку.

Шеи стражников заскрипели, не одномоментно, а накатывающей волной. Студентка выглянула из-за сиденья, не удержалась и чихнула, едва прикрыв рот кончиками пальцев.

— Платок в вашей сумке, — сообщил герцог поморщившись. Меральда виновато втянула голову в плечи. Красный квадрат с вышитой на углу розой лежал рядом, прямо под рукой, и она уже битый час уговаривала себя им воспользоваться, но в итоге без конца шмыгала носом. Скрип затих. Иши выпрямился, отряхнул коленки и сел рядом, отвернувшись к проходу.

— Привет, малыш. С тобой хорошо обращались? — в ответ мальчик буркнул что-то неразборчивое, так и не посмотрев на собеседницу. — Прости, я не хотела оставлять тебя одного. А ты поправился! Должно быть, няня Роуз закормила тебя пирогами!

Когда он всё-таки устремил к ней свой серьёзный взор, Меральда вспомнила, что говорит не с ребёнком. Карие глаза воспринимали мир с недоверием, подвергали сомнению абсолютно всё, как умеют только взрослые люди. И опытные жертвы.

— Ты заболела? — она кивнула и почему-то почувствовала себя маленькой. — Попрошу опекуна отвезти тебя в здравницу. Откуда это? — подросток схватил алый платок, расправил и принялся недоумённо крутить в руках. Ладони девушки вдруг стали липкими, хотя это не она прикасалась к вещи, принадлежавшей Азесину Бравиати.

— Ты говорила, что не знаешь мою сестру! — шёпотом обвинил её Иши. Меральда наклонилась, стараясь не замечать, как тот отпрянул, словно она собиралась облить мальчика кипятком, и тоже понизила голос:

— Я говорила правду. Платок одолжил мне комиссарский лекарь. Может, Аделари сама отдала его? Или это другой платок, просто похожий?

— Нет, — мальчишка активно помотал головой, — Вышивку делала мама. Она ни за что не рассталась бы с ним добровольно. Теперь это последнее, что осталось от них обеих.

Иши Алрат из Нитей смял ткань в кулаке и спрятал за спину, зло сверкая глазами, готовый драться насмерть, если кто-то попробует его отнять. Меральда испытала постыдное облегчение — ей больше не нужно было метаться между угрызениями совести и отвращением.

— Можешь оставить его себе, — мягко предложила девушка, — Что случилось с вашей мамой?

Подросток заметно расслабился, но студентка видела, что любое неосторожное слово способно разрушить их хрупкое перемирие. Сложно разговаривать с детьми. Ещё сложнее с теми, кто повзрослел слишком рано.

— Из рассказов сестры она просто ушла и больше не вернулась. Сам я не помню, мне было пять.

Он, понурый, грустно болтал ногами, пока Меральда лихорадочно соображала. Ещё одна пропавшая? Смуглые, темноволосые Алрат не имели никакого внешнего сходства с королём. Что бы на это сказала Иона Флетчберг? Что ревность королевы Грисель распространяется не только на тех, кто посмел понести от её супруга? А была ли их мать вообще связана с двором? Девушка, слегка пошатываясь, встала ногами на сиденье и выпрямилась насколько могла, игнорируя устремлённые на неё взгляды. Рыжая макушка маячила в самом конце, но Хотис не помахал рукой, не подал какого-нибудь знака. Наверное, спал. Непокрытая голова лекаря тоже легко узнавалась, к тому же он поспешил отвернуться. Меральда не рассчитывала найти среди пассажиров Тома Мота или профессора Орисо, но была совершенно не готова к отсутствию инженера. Тщетно задерживала внимание на каждом шлеме, полагая, что серебристые волосы легко спутать с металлическим блеском. Той, которая ещё вчера не могла дождаться утра, чтобы навсегда убраться из Миража, определённо не было на борту экспресса.

— Перестаньте мельтешить, ученица Каллепс. Это крайне раздражает, — герцог умиротворённо моргнул.

— Где Иона Флетчберг из Сонграда? — девушка опустилась на колени и припала к спинке сиденья, жадно всматриваясь в невозмутимое лицо комиссара. Дрогнувший мускул, жест или горчинки на дне глаз — что-нибудь должно было его выдать. Она просто хотела услышать, что инженера похитили, а не убили. Что её тело не обнаружили безнадёжно холодным, болтающимся в петле.

— Она решила остаться в Мираже.