«Я не скрываю от себя последствий такой искренности. Требуется немало смелости, чтобы настаивать на утверждении, во имя позитивной науки, возможности этих явлений (неправильно именуемых сверхъестественными), и выставлять себя защитником дела, по-видимому, нелепого, абсурдного и опасного, зная в то же время, что признанные приверженцы указанного дела имеют мало авторитета в науке, и что даже его выдающиеся сторонники осмеливаются говорить о своем одобрении его только затаив дыхание. Однако, поскольку этот вопрос только что был кратко рассмотрен в беглых записях группой журналистов, чей требовательный труд полностью запрещает изучение психических и физических сил; и поскольку из всего этого множества писателей большая часть только нагромождала ошибку на ошибку, ребячество на экстравагантность; и поскольку с каждой написанной ими страницы становится ясно (надеюсь, они меня простят), что они не только не знают самих a, b, c предмета, который они так фантастически трактовались, но их мнения об этом классе фактов не основываются ни на чем, – поэтому я подумал, что было бы полезно, если бы я оставил в качестве сувенира о долгой ссоре часть сочинения, более обоснованную и подкрепленную, чем труды вышеупомянутых джентльменов. Как любитель истины, я готов выслушать тысячу упреков. Да будет ясно, что я ни на минуту не считаю, что мое суждение выше суждений моих собратьев, некоторые из которых в других отношениях весьма одарены. Простой факт заключается в том, что они не знакомы с этим предметом, но блуждают в нем наугад, блуждая по незнакомой области. Они неправильно понимают саму терминологию и воображают, что факты, давно и хорошо подтвержденные, невозможны. В качестве контраста, автор этих строк заявит, что в течение нескольких лет он был занят дискуссиями и экспериментами по этому предмету. (Я не говорю об исторических исследованиях.)

«Более того, хотя старая поговорка заставляет нас верить, что «не всегда желательно говорить правду», все же, говоря откровенно, я настолько возмущен самонадеянностью некоторых полемических оппонентов и желчью, которую они внесли в спор, что я не колеблясь встаю и указываю обманутой публике, что, без единого исключения , все аргументы, выдвинутые этими писателями и на которых они смело водружают свое знамя победы, абсолютно ничего не доказывают против возможной истинности вещей, которые они, в ярости своего отрицания, так извратили. Такой клубок мнений необходимо проанализировать. Короче говоря, истинное должно быть распутано от ложного. Veritas, veritas!»

«Я спешу предвосхитить критику со стороны моих читателей, уведомив их, в преддверии этого обращения, что я не собираюсь рассматривать братьев Дэвенпорт в качестве своего предмета, а только как мнимый мотив или предлог обсуждения, – каковыми они были, если на то пошло, большинства обсуждений. На этих страницах я буду рассматривать факты, вновь выведенные на поверхность этими двумя американцами, – факты необъяснимые (которые они вывели на сцену в Герц-холле здесь, в Париже, но которые, тем не менее, существовали до этой мизансцены , и которые, тем не менее, будут существовать, даже если представления братьев Дэвенпорт окажутся поддельными), – вещи, которые другие уже продемонстрировали и все еще демонстрируют с такой же легкостью и в гораздо лучших условиях; короче говоря, явления, которые составляют область неизвестных сил, которым были даны, одно за другим, пять или шесть названий, ничего не объясняющих. Эти силы, заметьте, столь же реальны, как притяжение гравитации, и столь же невидимы. Я здесь беспокоюсь о фактах. Пусть их вытащат на свет Петр или Пол, нас это мало касается; пусть их подражает Сози 1 или пародирует Арлекин, нас это еще меньше касается. Вопрос в том, существуют ли эти факты и входят ли они в категорию известных физических сил?

«Меня поражает всякий раз, когда я об этом думаю, насколько большинство людей невежественны в отношении рассматриваемых психических явлений, принимая во внимание тот факт, что они уже давно известны, изучены, оценены и зафиксированы всеми, кто беспристрастно следил за движением мысли в течение последних нескольких лет.

«Я не только не разделяю мнения братьев Дэвенпорт, но должен еще добавить, что считаю их поставленными в весьма компрометирующее положение. Излагая сверхъестественные факты в оккультной натурфилософии, которые имеют сносное сходство с подвигами фокусников, они кажутся любопытной публике добавляющими обман к наглости. Устанавливая финансовую стоимость своих талантов, они кажутся моралисту, который исследует все еще необъяснимые явления, помещающими себя на уровень шарлатанов. Как бы вы на них ни смотрели, они виноваты. Соответственно, я осуждаю одновременно и их серьезную ошибку, заключающуюся в том, что они предполагают свое превосходство над силами, инструментами которых они являются, и корыстную выгоду, которую они извлекают из сил, которыми они не владеют и обладание которыми не является их заслугой. По моему мнению, преувеличением является делать выводы из этих несчастных подобий истины; и это означает отказ от права личного суждения, чтобы сделать себя, но эхо вульгарного стада, которое шипит и кричит до хрипоты перед тем, как поднимается занавес. Нет, я не защитник двух братьев, ни их личных притязаний. Для меня отдельные люди не существуют. То, что я защищаю, – это превосходство природы над нами; то, против чего я борюсь, – это тщеславная глупость некоторых людей.

«Вы, господа сатирики, надеюсь, будете откровенны и признаетесь мне, что различные доводы, которые вы приводите для объяснения этих проблем, не столь весомы, как кажутся. Поскольку вы ничего не обнаружили, давайте признаем между собой, что ваши объяснения ничего не объясняют.

«Я не сомневаюсь, что в тот момент дискуссии, которого мы достигли, вы захотите поменяться со мной ролями и, остановив меня здесь, сами по очереди выступить в роли моих допрашивающих.

«Но я спешу предвосхитить ваше предложение. Что касается меня, господа, я недостаточно хорошо информирован, чтобы объяснить эти тайны. Я провожу свою жизнь в уединенном саду, принадлежащем одной из девяти Муз, и моя привязанность к этому прекрасному созданию такова, что я почти никогда не покидал подступов к ее храму. Только в перерывах, в минуты отдыха или любопытства, я позволял своим глазам время от времени блуждать по окружающим его ландшафтам. Поэтому не спрашивайте меня ни о чем. Я делаю искреннее признание. Я ничего не знаю о причине этих явлений.

«Вы видите, какой я скромный. Все, чего я хотел, проводя это обследование, – это иметь возможность сказать следующее:

«Вы ничего об этом не знаете.

"И я нет.

«Если вы это признаете, мы можем пожать друг другу руки. И если вы сговорчивы, я открою вам маленький секрет.

«В июне 1776 года (мало кто из нас помнит это) молодой человек двадцати пяти лет по имени Жуффруа совершал пробную поездку по реке Ду на новом пароходе длиной сорок футов и шириной шесть футов. В течение двух лет он привлекал внимание научных авторитетов к своему изобретению; в течение двух лет он решительно утверждал, что в паре есть мощная скрытая энергия – в то время пренебрегаемое достояние. Все уши были глухи к его словам. Его единственной наградой было полное одиночество и пренебрежение. Когда он проходил по улицам Бом-ле-Дам, его появление было сигналом для бесчисленных шуток. Его прозвали «Жуффруа, паровой человек» («Jouffroy-la-Pompe»). Десять лет спустя, построив пироскоп [буквально, пожарный катер], который поднялся по Соне от Лиона до острова Барб, он подал прошение Калонну, контролеру финансов и Академии наук. Они не захотели смотреть на его изобретение!

«9 августа 1803 года Фултон отправился вверх по Сене на новом пароходе со скоростью около четырех миль в час. На мероприятии присутствовали члены Академии наук, а также правительственные чиновники. На следующий день они обо всем забыли, и Фултон отправился сколачивать состояние американцев.

«В 1791 году в Болонье итальянец по имени Гальвани, повесив на железные перила за окном несколько освежеванных лягушек, которые использовались для приготовления бульона для его жены, заметил, что они двигались автоматически, хотя их убили еще накануне вечером. Это было невероятно, поэтому все, кому он это рассказывал, возражали против его заявления. Здравомыслящие люди посчитали бы ниже своего достоинства утруждать себя проверкой истории, настолько они были убеждены в ее невозможности. Но Гальвани заметил, что максимальный эффект был достигнут, когда он соединил поясничные нервы и концы лап лягушки металлической дугой из олова и меди. Затем мышцы лягушки конвульсивно дернулись. Он считал, что это из-за нервной жидкости, и поэтому потерял плоды своих исследований. Открытие электричества было зарезервировано для Вольты.

«И сегодня земной шар пронизан сетью поездов, влекомых огнедышащими драконами. Расстояния исчезли, уничтоженные усовершенствованиями локомотива. Гений человека сократил размеры земли; самые длинные путешествия – это всего лишь экскурсии по определенным линиям (извилистым путям «океанских путей»); самые гигантские задачи выполняются неутомимой и могущественной рукой этой неведомой силы. Телеграфное сообщение в мгновение ока перелетает с одного континента на другой; человек может поговорить с жителем Лондона или Санкт-Петербурга, не вставая с кресла. И эти чудеса не привлекают особого внимания. Мы мало задумываемся, через какие борьбы, горькие разочарования и преследования они появились на свет! Мы забываем, что невозможное вчерашнего дня – это свершившийся факт сегодняшнего дня. Вот почему мы все еще находим людей, которые приходят к нам и говорят: «Остановитесь, маленькие люди! Мы вас не понимаем, поэтому вы не знаете, о чем говорите».