— Голос у вас великолепный, — сказал он совершенно искренне.

— Я за вас пела, — ответила девушка. — Уж очень вы разволновались… не могли даже придумать, что петь.

Косайдар признательно пожал ей руку.

— Хорошо на алтыбакане качаетесь, — сказала девушка. — Мало таких парней, что меня выдерживают.

Косайдару почудилось, что она насмехается над ним. Он хотел было сказать ей какую-нибудь грубость, но не решился.

— Где учитесь? — спросил он, считая, что молчать все-таки неудобно.

— В школе, — ответила девушка. — Не бойтесь, не в шестом классе. Нынче перешла в десятый.

— Аа… — протянул Косайдар.

— В Политехнический институт думаю поступать. Вы на каком факультете?

— В наш институт очень трудно поступить, — сказал Косайдар.

Девушка рассмеялась.

— Меня зовут Балкия.

— Косайдар, — представился Косайдар, с запозданием понимая, что своим ответом обидел ее. — Приезжайте. У нас девушек-казашек много.

Она промолчала, и он тоже умолк, не зная, о чем говорить с нею еще.

— Пойдемте, — предложил он через некоторое время. Она отрицательно покачала головой, но он все же повел ее к алтыбакану.

На этот раз они не стали сильно раскачиваться. Качались спокойно и неторопливо, спев вместе со всеми одну из тех протяжных народных песен, в мелодии которых есть что-то от тихого дыхания ветерка с перевала.

Потом, когда, оставив алтыбакан уже давно жаждущей добраться до него мелюзге, все переключились на игры, они опять были вместе. Играли в «Соседа-соседку», и их неоднократно хотели разлучить, но Косайдар как джентльмен посчитал унизительным для себя отдать девушку, за что ему пришлось получить изрядное количество ударов ремня. Правда, во всем этом был неудобный момент: когда ударов ремня оказывалось слишком много, Балкия подставляла свою ладонь вместе с ним. И не обращала внимания на все его возражения. Водящий, наказывая Косайдара, проявлял к нему как к гостю некоторую снисходительность, но уж свою аульную девушку не жалел. Косайдару же в глубине души было, в общем, приятно, что девушка, с которой он не успел еще даже толком познакомиться, готова идти за ним в огонь и воду. Он был даже горд этим.

Когда переиграли во все игры, стали думать, чем же заняться еще, Косайдару пришла в голову замечательная мысль:

— Ребята, а почему бы нам не потанцевать?

Кругом одобрительно зашумели.

— А где же музыку взять? — спросила одна из девушек.

— У нас дома есть старый патефон, — сказал кто-то из парней. — Только пластинок нет к нему. Косайдар несколько растерялся.

— Аккордеон есть? — спросил он затем, оглядываясь по сторонам.

Аккордеона не оказалось тоже.

— Ну, хотя бы мандолина найдется?

Не нашлось и мандолины.

— Домбра есть, — сказал молчавший до сих пор Айдар.

Кто-то засмеялся.

— Неси, — сказал Косайдар. — Попробуем хоть под домбру.

Вскоре мальчишка, которого отправил Айдар, принес домбру в войлочном чехле, и, оставив зеленую лужайку, на которой был поставлен алтыбакан, с ее высокой травой, все переместились по склону горы повыше. Овальная площадка размером с овечий загон, возле родника, была точно создана для танцев. Скотина, приходящая на водопой, вытоптала траву до корней, и не валялось на ней ни единого камня, которые могли помешать кружиться. Со стороны родника топорщилась тростниковая стена, со стороны горы шелестела стена густой таволги. Место было подветренное, и оттого здесь оказалось теплее, чем у алтыбакана. К тому же и мелюзга, путавшаяся под ногами, осталась в стороне. И далеко было от юрт, возле которых шумно жевали жвачку коровы, взлаивали собаки. Все сокрушались, что не пришли сюда раньше. Но большинство сомневалось, что из всей этой затеи что-нибудь выйдет. Сомнения усилил и сам Косайдар.

— О! — сказал он, когда взял в руки протянутую ему Айдаром домбру и, поджав ноги, расположился на краю площадки прямо под стеной таволги. — Видел я домбру и о девять ладов, и о двенадцать, но кто бы мог подумать, что она еще и трехструнная бывает!.. Вряд ли я сыграю на ней, — покачал он головой.

Бренча по всем струнам сразу, Косайдар сидел некоторое время, подкручивая колки. Продрогшие без движения парни и девушки начали переговариваться между собой, подталкивать друг друга плечами. Некоторые затеяли игру в «третий лишний», в которой можно было всласть набегаться и согреться. Поэтому когда Косайдар, захлопав в ладоши, попросил тишины и сказал: «Танец! Дамский вальс!» — все приняли это за шутку.

Исполнитель ли был виноват, инструмент ли, но мелодия не лилась, как ей надлежало. То задевалась лишняя струна, то брался неверный лад — домбра захлебывалась, взвизгивала, порою и совсем замолкала. Однако никто на это не обращал уже внимания. Пары кружились, не останавливаясь, и земля под их ногами подрагивала. Танец кончился. Запыхавшийся парень, этакий ветрогон по виду, подскочил к Косайдару и, подняв его руку с домброй, заставил всех похлопать ему. Косайдару было лестно находиться в центре внимания. Он объявил «Казахский вальс». Рука его уже привыкла к инструменту, и «Казахский вальс» он исполнил довольно сносно. Затем повторил «Вальс любви» и снова сыграл «Казахский вальс». Попробовал другие вальсы — получалось неважно. Айдар, ни с кем ни разу не протанцевавший, все время молча стоявший возле Косайдара с мрачным видом, сказал: «Не годится так сидеть гостю, иди потанцуй». У Косайдара уже затекли ноги, и он послушался.

Оказалось, что Айдар — настоящий мастер. Танго он сыграл на одной струне, фокстрот на двух и, лишь перейдя к вальсу, заставил звучать все три струны одновременно. Разошедшимся парням и девушкам, впрочем, было все равно, как играют и что. Одни плыли в вальсе, другие дергались в чарльстоне, третьи перешли на твист. На то, соответствует ли их танец музыке, никто не обращал внимания. Каждый выделывал что хотел.

Косайдар танцевал только с Балкией. Сначала он ждал, что она и в танце возьмет тот же темп, что на алтыбакане. Считавшийся в институте хорошим танцором, он был готов к этому. Но танцоркой девушка оказалась весьма посредственной. И как ни старался Косайдар, наделенный от природы тонкой костью и изящностью стати, он не смог закружить, завихрить в вальсе почти одного сложения с ним, крепкую, мускулистую девушку. Они двигались в неторопливом, медленном ритме и разговаривали.