Тулымхан взял санки, все лето простоявшие привязанными на балконе, почистил полозья, протер, даже веревку привязал новую — в общем, подготовился как надо.

Наутро, торопливо позавтракав, они с Найлей отправились за город. Шарипа проводила их до телефона-автомата у почтового отделения. Ей надо было позвонить какой-то женщине, подружке по работе.

Прогулка вышла прескверная. Слой снега оказался слишком тонким, А под ним — или застывший шишками лед, или просто окаменелая земля. В первый же раз, как санки попали на лед, они заскользили юзом, перевернулись, и Найля разбила себе нос. Дети часто падают. Поднимутся — и тут же снова включаются в игру, не успев и снег-то с себя стряхнуть. Тулымхан, оставшийся на горке, даже в ладоши захлопал и закричал что-то веселое, когда санки перевернулись. Но, увидев, с каким громким ревом встала дочурка, увидев лицо ее, все в крови, он испугался.

Кровь остановилась быстро. Найля перестала плакать. Все у нее вроде было в порядке — ни царапин, ни ушибов. Но тем не менее гулять дальше как-то сразу стало неинтересно. Тулымхан, ведя Найлю за руку и волоча на веревке санки, пошел домой.

Он переступил порог квартиры — и недоуменно замер на месте. Кто-то невероятно громадный, горбоносый, в черной папахе, надвинутой на глаза, снимал в прихожей пальто. Тулымхан был до того ошарашен, что, забыв, как он только что самолично открывал дверь своим ключом, решил даже, что нечаянно попал в чужую квартиру. Незнакомец тоже опешил. Как снял один рукав, так и остался стоять с полуснятым пальто, выпучив на Тулымхана большущие круглые глаза.

— Вы… вы извините… я так… — сказал незнакомец, и сизые от бритья щеки его нервно задергались.

В это время из кухни выбежала Шарипа. Но выразить свое удивление она не успела. Найля, ровно ни на что не обратившая внимания и, как вошла, скинувшая в прихожей валенки и направившаяся было в комнату, увидев мать, расплакалась, вспомнив, видимо, как упала с санок и разбила себе нос.

— Что с ней? — испуганно уставилась на Тулымхана Шарипа.

— Ш-шанки упали, — проревела Найля, утыкаясь лицом в материн подол.

— А-а… ну ничего, ничего… — забормотала Шарипа, успевшая уже прийти в себя. — А ты чего стоишь? — обратилась она к Тулымхану уже по-русски. — К нам гость пришел. Почетный гость. Надо его в комнату пригласить. — И, не дожидаясь, пока муж сдвинется с места, раздела гостя сама. Тулымхан только тогда и заметил, что у незнакомца вместо левой руки культя. — Вот, Сурен Арамович, — сказала Шарипа, помещая длинное пальто гостя с каракулевым воротником на вешалку. — В такой вот конуре живем. Одна-единственная комнатенка. Восемнадцать квадратных метров. На кухню маленький стол едва влазит. Повернуться негде. Хорошо, что зашли. Ай, а познакомить-то вас я и забыла, — спохватилась она, качая головой и как-то напряженно смеясь. — Это мой муж. Зовут его Тулымхан. А это — Сурен Арамович Карапетян. Заместитель директора у нас. Проходите, Сурен Арамович. Найля, отойди-ка в сторонку, не путайся в ногах.

— Спасибо, — поблагодарил Сурен Арамович, улыбаясь, и лицо его сложилось складками. — Разуемся… грязно на улице-то…

Тулымхан невольно глянул на ноги гостя. Черные ботинки на толстой подошве с большими застежками… У него зашлось сердце. Те. Те самые. Он смотрел то на ноги гостя, то на жену.

— Где мои новые ботинки? — спросил он затем по-казахски.

Шарипа, кокетливо засмеявшись, покачала головой.

— Потерялись. — И снова перешла на русский: — Сурен Арамович, простите, подобные вопросы задают лишь женщины — где вы купили ваши ботинки?

— Где?

— Будьте добры, проходите.

Гость сел на диван. Следом за ним в комнату, как тень, проплелся и хозяин дома, Тулымхан. Но он не сел, встал посередине комнаты и стоял как вкопанный.

— Где, говорите? — машинально повторил вопрос Сурен Арамович. — Не знаю. Жена принесла.

— Жена!.. — подхватила Шарипа. — Ваша жена, должно быть, очень счастливая. Что ни принесет, вы все принимаете. А мой вот товарищ не такой. Принесла я ему ботинки — точь-в-точь как у вас. Не понравились. Не буду носить, говорит.

— Напрасно, напрасно, — сказал Сурен Арамович. Он вытащил из нагрудного кармана расческу и причесал свои и без того прилизанные, блестящие вьющиеся волосы. Только на висках они были чуть-чуть посеребрены. — Теплые. Прочные. Замечательные ботинки. Английские ботинки. Долго носятся.

Но Тулымхану от этого легче не стало. Подозрение буквально жгло его. Он только и ждал повода, чтобы взорваться.

Не улучшили настроение Тулымхану ни похвалы, которые гость расточал по адресу Найли, ни ласковое его обращение с нею, ни его очень внимательные расспросы о работе Тулымхана.

После того как поговорили о погоде, о всяких подобных разных разностях, Шарипа встала и молча отозвала Тулымхана в сторону.

— Ты чего как корова, которой вот-вот телиться, сидишь? — сказала она свистящим шепотом, стараясь не повышать голоса. — Большой человек. Что он о нас подумает? К тому же и не казах. Гость, который второй раз не придет. Или не говорила я тебе, что наш комбинат дом строит? Скоро квартиры распределять будут. Он к нам специально пришел, по моей просьбе — на наши жилищные условия посмотреть. Ужасно справедливый человек. К тому же и власть у него в руках. Неужто и это не разумеешь?