Он сунул Шарипе тяжелый портфель, который до сих пор держал в руках. Быстро скинул обувь, верхнюю одежду и прошел в комнату. Вконец побледневшая Шарипа в обнимку с портфелем двинулась было следом за ним, но тут же и остановилась, прислонившись к косяку.

— Ты ложись, — сказал ей Тулымхан. — Знал бы, что ты так… раньше бы приехал. Ложись, говорю.

Шарипа поставила портфель на пороге и, как призрак, подойдя к кровати, опустилась на совершенно развороченную постель со сбитым в сторону одеялом и смятыми подушками.

— Раз, два, три — прячься и сиди… Раз, два, три — прячься и сиди. Раз, два, три — прячься и сиди… Готово? Ищу!

Сначала Тулымхан заглянул под кровать.

— Под кроватью нет…

Затем он заглянул под диван.

— Под диваном нет…

Посмотрел за телевизором.

— За телевизором нет… Нигде нет, нет, нет! Ага! — воскликнул он. — В шифоньере ты сидишь.

Но и в шифоньере никого не оказалось.

— Где? — спросил с недоумением на лице Тулымхан.

— Кто?

— Я же только что слышал, как ты шепталась.

— Ни с кем я не шепталась.

— Хорошо! — во весь голос сказал Тулымхан. — Я не нашел! Найля, выходи! Я по тебе соскучился. Давай обнимемся.

Найля не появилась. Зато Шарипа соскочила с постели, взмахнула руками, повисла у Тулымхана на шее.

— Я Найлю утром в детсад отвела, святая правда, — сказала она. Висела у него на шее и не отпускала. Намертво обхватила. Видно, истосковалась. — Фу! — сморщила она нос. — Какой ты грязный!..

Тут же, не медля, она стащила с него пиджак, брюки и за руку повела в ванную. Только тогда Тулымхан и заметил.

В коридоре, у самого порога, за его растоптанными осенними коричневыми туфлями стояли огромные черные ботинки с большими застежками, на толстой подошве, невероятно толстой, не меньше чем в два пальца. У Тулымхана даже дыхание перехватило.

— Эй… эй!.. Это… чьи?

Отбросив руку жены, продолжавшей тащить его к ванной, он подошел поближе и присмотрелся к ним. Да, чужие.

— Откуда они у нас?

— Что?

— Что… вот эти ботинки.

— Сами пришли! — Шарипа звонко рассмеялась. — Ой, глупыш ты мой. Да пойдем же скорее. Откуда неживые ботинки возьмутся в доме, если их кто-нибудь не принесет? Я принесла. К твоему дню рождения.

— Мой день рождения…

— А что, за месяц вперед нельзя купить? Только вот плохо, что ты увидел. Теперь неинтересно.

Но Тулымхан что-то не очень поверил ей. Он потянулся к ботинкам рукой, чтобы рассмотреть эту обувь как следует, но Шарипа обняла его сзади.

— Нельзя, — сказала она. — Посмотришь, когда подарят.

И чуть ли не насильно впихнула его в ванную. Пустила воду из крана. Принесла все необходимое для мытья: мыло, мочалку. А затем снаружи подперла дверь не то старым тазом, не то табуреткой — чем-то, в общем, основательным.

— Убежишь еще, — сказала она, стараясь перекричать шум льющейся из крана воды. — Мойся побыстрее. Я пока поесть приготовлю. Проголодался, поди.

Тулымхан только делал вид, что моется, он лишь сполоснулся. Его грызли сомнения. Черные ботинки… Надо бы все-таки рассмотреть их. Но ботинок, когда он вышел, на месте не оказалось.

— Что ты ищешь? — спросила Шарипа, увидев, как Тулымхан роется в обувной полке, вынимая всю обувь подряд и заталкивая ее обратно.

— Да эти вот…

— Зачем они тебе?

— Рассмотреть хотел. Вроде бы ношеные…

— Новые, — ответствовала Шарипа. — Совершенно новехонькие. Сказала ведь, подожди до дня рождения. Тогда и дам.

— Они мне не нравятся, — сказал Тулымхан. — Какие-то… ну как… страшные какие-то.

— Ну, а я… нравлюсь?

Она все еще была не одета. По-прежнему безо всего под халатом. Она его застегнула на все пуговицы. Только самая нижняя оторвана. И полы халата расходятся. И видны ее гладкие белые бедра. У Тулымхана все поплыло в глазах от желания.

— Может, чай после попьем?

— Давай, — сказала жена. — Я ведь по тебе тоже соскучилась.

Не то осень, не то зима, точнее, ни то ни се — пора предзимья затянулась. Тулымхан с Найлей выходные дни стали теперь проводить дома. Пойти бы прогуляться, отдохнуть, но день холодный, промозглый. На салазках бы покататься, да на земле и снега-то нет. Ночью — ледяная корка, днем — слякоть. Шарипа тоже вся извелась, прислушиваясь к сводкам синоптиков. И когда наконец в один из вечеров накануне выходного крупными хлопьями повалил снег, все ему обрадовались.