— Как всегда твою колесницу будут сопровождать двое всадников, — продолжал Борий, — на этот раз в Близнецов нарядятся двое юношей из чужих краев. Это Одрик, сын Морона, владыки Рудогорья и Тейн, сын Рольфа из Скадвы. Я хочу, чтобы ты произвела хорошее впечатление на обоих — и особенно на Одрика.

— Он так хорош собой? — спросила Амала, хотя она и понимала, что ее отец не стал бы выделять молодого воина за одно только красивое лицо.

— Они оба молоды, сильны и хороши собой, как говорят, — пожал плечами Борий, — и оба уже окропили свои клинки кровью врагов. Но Одрик, — точнее его отец, — властвует над Рудогорьем, а это — ближайшие к нам запасы олова, без которого не бывает хорошей бронзы. Сам Небесный Отец благословил нас, когда Морон согласился принять мое предложение и заключить брак между нашими семьями — и пообещал в приданное триста слитков олова.

— Брак? — несмотря на то, что Амала давно ожидала чего-то подобного, все же слова отца застали ее врасплох, — так ты хочешь…

— Да, Амала, — отец сурово посмотрел на дочь, — нам нужен союз с Рудогорьем и не только из-за олова. Впрочем, со Скадвой нам тоже ссориться нельзя — и потому ты никому не раскроешь мои планы прежде чем я договорюсь с Рольфом. Так или иначе браку с Одриком быть — и я надеюсь, что ты выполнишь долг перед семьей и народом.

— Я знаю свой долг, отец, — Амала склонила голову

Глаза Бория потеплели и он одобрительно коснулся плеча девушки.

— Я в тебе никогда не сомневался, — сказал он, — когда Тиус и Сунна благословят ваш брак, для наших народов настанут новые, счастливые времена.

Он одобрительно улыбнулся и, развернувшись, вышел из покоев дочери. В следующий же миг занавесь качнулась снова и к принцессе вошла Бруна, принявшаяся убирать пустую посуду. Амала задумчиво наблюдала как женщина ставит блюда и кубки на поднос.

— Бруна, — внезапно сказала она, — ты же родом из Рудогорья?

— Да, госпожа, — кивнула женщина, — мне исполнилось семнадцать, когда король Марон подарил меня вашему отцу.

— Через несколько дней я взойду на Солнечную Колесницу вместе с его сыном, — сказала девушка, — что ты знаешь о молодом Одрике?

— Ничего, моя госпожа, — голос Бруны чуть дрогнул и это не укрылось от слуха Амалы, — он был слишком мал, когда я покинула Рудогорье.

— И вправду, — протянула Амала, пристально глядя на ежившуюся под ее взглядом служанку, — ну, а что ты скажешь о его отце?

— Марон благородный муж, — сказала Бруна, — он храбрый воин и богатый король.

— И это все? — взгляд Амалы заледенел, — не ври мне, Бруна.

— Что?! Принцесса, я бы никогда не посмела…

— И все же сейчас ты меня обманываешь, — жестко сказала Амала, — а ведь ты же знаешь, что делают с теми, кто врет королю или его дочери. Что ты скрываешь о Рудогорье?

Бруна украдкой бросила взгляд на дверь, словно боясь, что их подслушивают после чего приблизила свои губы к уху застывшей Амалы.

— Я ничего не могу сказать про Одрика и его отца, — почти шепотом произнесла рабыня, — я служила у его супруги, королевы Баркины.

— Я слышала про нее, — кивнула Амала, — она ведь родом с востока?

— Она степнячка, да, — ответила Бруна, — и она всегда была чужой в этих краях. Ее кровавые боги — чужие боги, ее обычаи дики и жестоки, а ее норов хуже чем у голодной львицы. Вот что она сделала со мной.

Она повернулась спиной, задирая тунику и глаза Амалы расширились при виде двух уродливых шрамов, крест-накрест пересекающих спину женщины. Начинаясь от лопаток, два широких алых рубца, изгибаясь будто следы от змеиных тел, оканчивались на пояснице.

— Что же, радуйся, что ты теперь моя служанка, а не ее, — пожала плечами Амала, — я тебя пока даже высечь не приказала. Чем же ты так рассердила королеву?

— Я была ее служанкой — я и еще шесть девушек. Однажды у Баркины пропало красивое ожерелье микенской работы и она обвинила в этом всех семерых. Королева пригрозила, что станет нас жарить на медленном огне, если мы не сознаемся и очень скоро воровка призналась — обычная девка из местных, глупая и вороватая. Однако Баркина сказала, что так могла поступить любая из нас — и приказала вырезать из спины каждой из своих служанок два кожаных ремня и посыпать раны солью. Две девушки потом умерли от горячки и порчи крови, а остальных раздали кого куда — так я и попала в Озерный край.

— Я смотрю эта Баркина по мелочам не разменивается, — усмехнулась Амала, — а что стало с той девкой, которая действительно украла ожерелье?

— Ее Баркина приказала увести в лес, вымазать медом и привязать к дереву, в дупле которого устроили улей дикие пчелы. Они зажалили девушку до смерти, а ее тело так и осталось гнить в лесу. Перед тем, как избавиться от прежних служанок, Баркина накормила нас всех медом взятым с того улья и сказала, что его вкус будет вечно жечь нам губы. Если ее сын пошел в нее — да сохранит Мать Земли и Воды ту, кто станет его женой.