— А как это всё связано с моим масонством? — Куракин нахмурил лоб.

— Напрямую, Александр Борисович, — я не отрывал от него тяжёлого взгляда, стараясь не зацикливаться на этих проклятых пуговицах. — Я не могу отправить послом к первому консулу Бонапарту преступника. Уж такой опытный человек, как вы, обязан это понимать. А продолжая состоять в ложе, вы нарушаете закон, который даже не мною придуман, — я развёл руками. — Помогите мне, Александр Борисович, оправдать вас перед Александром Семёновичем. И в тот же миг я подпишу приказ о вашем назначении.

— Я… — он протёр лоб кружевным платком. — Я не могу так поступить с братьями.

— Конечно, можете, — и я улыбнулся. — Иначе не позволили бы своему портному пришить на ваш сюртук пуговицы из бриллиантов. «Те, кто позволяет видимостям или земным проявлениям стать преградой на избранном ими пути, терпит неудачу в масонстве, ибо масонство есть абстрактная наука духовного совершенствования. Материальное процветание не является мерой совершенства души», — процитировал я, а Куракин, выпучив глаза, уставился на меня. Ну не говорить же ему, что я готовился к этой встрече и даже приказал притащить мне устав вольных каменщиков. Там много чего было, но эти слова начали всплывать в памяти, как только я начал его читать. Сашка, похоже, готовился вступить в их стройные ряды. Что-то ему помешало, но готовился он очень хорошо. Как бы то ни было, устав на всякий случай выучил.

— Ваше величество, я не понимаю…

— Александр Борисович, давайте говорить начистоту, вы нарушаете почти все заповеди масонов. И дело не только в показной роскоши. Я вас не так давно в церкви видел, — сказал я, продолжая улыбаться.

— Ваше величество, — в кабинет заглянул Илья. — Вы не могли бы уделить нам немного внимания, — твёрдо произнёс он, я же невольно нахмурился.

— Сейчас я выйду, — услышав мой ответ, Скворцов закрыл дверь с той стороны, я же повернулся к Макарову. — Александр Семёнович, продолжайте. Вы так же, как и я, не хотите, чтобы Александр Борисович вместо Парижа поехал на каторгу. — Когда я закончил говорить, Куракин икнул, а Макаров расплылся в самой милой улыбке, какую я только у него видел. Словно кот, которого оставили возле ведра со сметаной. Он вопросительно посмотрел на меня, и я указал ему на столик и пару кресел, стоящих у стены: — Располагайтесь, я постараюсь скоро вернуться.

Выйдя из кабинета, я увидел растерянного и немного испуганного Николая. Мальчик стоял возле Скворцова, а Илья успокаивающе гладил его по голове.

— Коля, что случилось? — я нахмурился и опустился перед младшим братом на одно колено.

— Саша, там маменька во второй классной комнате, где девочки занимаются, жутко ругается с Юлией. Катька ревёт, а Лиза грозится их всех убить. Миша испугался, и Шарлотта Карловна увела его в детскую. А я за тобой побежал, — выпалил Коля, привалившись ко мне с таким явным облегчением, что мне стало на секунду не по себе. — Николай Иванович хотел их успокоить, но получил по голове чернильницей. Я, правда, не видел, кто его ударил, — продолжил шептать Николай, обхватив меня за шею. Я на мгновение прижал его к себе, а затем решительно поднялся, взяв брата за руку.

— Илья, проследи, чтобы здесь тоже никаких эксцессов не произошло. Коля, пошли, покажешь мне, где именно лучшая половина Романовых сошла с ума.

Я шёл по коридору, скрипя зубами от злости. Где-то там, в классной комнате, остались рыдающие Екатерина с Юлией, заламывающая руки Мария Фёдоровна и растерянная Лиза, не понимающая, что ей со всем этим делать. Но как же Екатерина с Юлией меня взбесили, кто бы знал! Нашли повод для скандала! Нет, с этой практикой заводить шашни направо-налево, не стесняясь никого, пора кончать. А то возвели распутство в культ и чуть ли не осуждают тех, кому такие забавы не интересны. Мне вот интересно, если провести генетическую экспертизу всего двора, много откровений можно будет узнать?

До этого момента я слегка абстрагировался от происходящего и не совершал резких телодвижений. Хотя прекрасно знал, что надо мной посмеиваются в салонах, из-за наладившихся отношений с Лизой. Любовь в собственном доме! Какой кошмар, моветон-с! Слишком уж сильно, похоже, государь головой ударился, когда «без чувств становился» у постели скончавшегося от удара Павла Петровича.

Да, зря я, похоже, не занимался этим вопросом, ой зря! А ведь он сразу казался мне важным. Но ничего, в следующий раз умнее буду. И так дошло до того, что моя тринадцатилетняя сестра такое отчудила… К счастью, дело далеко не зашло, но не поделить мужчину со своей невесткой? Я не беру во внимание тот факт, что эта самая невестка — жена моего брата, а сестра ещё дурочка малолетняя.

Коридор свернул, и возле окна я увидел знакомую фигуру. Затормозив, я остановился возле погружённого в свои мысли парня.

— Здравствуйте, Павел Дмитриевич, — Киселёв вздрогнул и обернулся.

— Ваше величество, — он запоздало отреагировал и склонил голову в поклоне. — Простите, я задумался.

— Так сильно задумались, что даже не заметили, как к вам подошли со спины? — я прищурился. — И что же послужило причиной такой глубокой задумчивости? Не обладательница ли прекрасный глаз, прогуливающаяся сейчас как раз под этими окнами?

— Что? — он моргнул. — Нет, ваше величество, — и он для наглядности покачал головой.

— Правда? — я подошёл ближе, встал подле него и посмотрел в окно. Ну и на что он так пристально пялился? За окном Краснов о чём-то спорил с Розиным. При этом Филипп Розин размахивал руками, и даже отсюда было видно, как у него покраснело лицо. — И о чём они так эмоционально разговаривают?

— Я не знаю, — тихо ответил Киселёв. — Отсюда их не слышно.

— Действительно, не слышно, — я рывком открыл окно. — Розин, Краснов! Они замолчали и очень синхронно повернулись, посмотрев на меня. — В мой кабинет, живо!