— Ну... — Я всегда знала, что гнев был направлен не на меня. Хотя это, мягко говоря, раздражало.

— А как насчет десятилетнего ребенка, который был готов заставить тебя танцевать для его развлечения, как марионетку? — Шайе подняла брови.

— Он не собирался причинять мне вред. — Я снова встаю на защиту Рафа. Даже если ситуация могла закончиться плохо, она не закончилась. И я искренне верю, что он не хотел мне зла.

— Все могло закончиться так же.

— Я верила, что нет.

— Перестань заступаться за людей, когда не следует. Если кто-то плохо с тобой обращается, скажи ему об этом. — Она качает головой и смотрит на меня уголками глаз. — Никогда не думала, что услышу, как человек защищает фейри... или говорит, что они «в порядке». До чего докатился мир?

Указывать на то, что кто-то плохо ко мне относится — это странное понятие. Я пытаюсь найти место, где она могла бы прижиться в моей психике. Мне нравится эта идея настолько, что я пытаюсь воплотить ее в жизнь.

— Может быть, я необычный человек?

— Определенно, пока в тебе есть магия короля, — соглашается Шайе.

— Надеюсь, Дэвиен сможет забрать ее в ближайшее время и навести порядок в этом безумном мире... — пробормотал Джайлс.

Я вспоминаю, что Дэвиен говорил сегодня на улице о Холе.

— Вы оба когда-то жили в Кровоточащем Лесу?

Они обмениваются взглядом, который стоит разговора. Джайлс заговаривает первым, начиная с покачивания головой.

— Изначально я жил во Дворе Столбов.

— Двор Столбов?

— Пришли Болтовы и потребовали наши топоры и ритуалы. Мы были не слишком умелыми бойцами и не смогли оказать сопротивления. Хотя пытались. Эти древние ремесленные инструменты — все, что у нас было... — Его глаза и голос становятся отрешенными. Шайе протягивает руку через стол и кладет ее на его руку. Их глаза встречаются, и между ними возникает еще один момент понимания, для которого я являюсь сторонним наблюдателем. Связь между этими двумя глубже, чем я изначально считал.

Шайе говорит. Я почти чувствую, что она делает это, чтобы Джайлсу не пришлось говорить.

— Изначально я жила в Верховном Дворе.

— Верховный Двор? — повторяю я мягко. — Место с замком? Где...

— Живут Болтовы. Да. — Шайе возвращает руки на колени и смотрит на свою тарелку, прежде чем сделать глоток медовухи. — Я родилась там... и, думаю, с того момента, как я сделала свой первый вдох, я выдохнула обещание, что не дам себе умереть там.

— Шайе... — мягко говорит Джайлс.

Она встречает мой взгляд с интенсивностью, от которой я не могу отвернуться.

— После моего рождения Болтовы оценили меня, признали достойной, и я начала обучение, чтобы стать Палачом.

Я думаю о том человеке в лесу, который так хотел убить Дэвиена. Я представляю, как он с самого рождения жил в крови и битвах. Не зная ни крупицы доброты в гораздо, гораздо худшем смысле, чем я могу постичь.

— Как тебе удалось сбежать?

— Они превратили меня в оружие, — размышляет Шайе над краем своего бокала. — Дело в том, что Болтовы не понимают, что оружие не является верным по умолчанию. Меч не знает правителя, только руку, которая его держит.

— Так ты нашла лучшего правителя?

— Я обрела разум, думала сама за себя и стала своим собственным правителем, — твердо настаивает Шайе. — Я поняла, что я не инструмент, которым пользуются другие. Но солдат — рыцарь, человек, которого любой король с удовольствием взял бы к себе в свиту. Я не была незаменима, как думал мой первый король. Поэтому я нашла свою собственную миссию, и так получилось, что она совпала с лучшим королем.

Я ковыряюсь в еде и двигаюсь в своем кресле, пытаясь устроиться поудобнее. Внезапно я не могу найти положение, в котором я чувствовала бы себя на своем месте. Что-то, что она сказала, потрясло меня, опрокинуло мой мир, который нелегко исправить.

— Как ты нашла этот свой разум? Тот, в котором ты определила свою собственную ценность? — мягко спрашиваю я. Я не осмеливаюсь поднять на нее глаза, боясь, что она будет укорять или насмехаться надо мной. К моему удивлению, она этого не делает. Она смотрит на меня, пристально и ожидающе. — Как ты смогла вырваться от короля, который контролировал тебя? Как ты смогла сказать себе, что он больше не имеет значения, или даже… даже назло ему?

— Все началось с одной мысли, — тихо говорит она. Пока она говорит, мои самые сокровенные опасения выныривают из мутных глубин, в которых я пытаюсь их утопить. — Мысль о том, что, возможно, причина, по которой он пытался удержать меня, заключалась в том, что я была лучше, чем он когда-либо мог быть. Он боялся меня — боялся того, кем я могу стать, если он не будет меня контролировать. Поэтому он тратил все свои силы на то, чтобы я чувствовала себя хуже. Заставляя меня чувствовать себя никчемной. Заставляя меня чувствовать, что без него я ничто.