Шрифт:
— Не удивлюсь, что эта версия тоже верна, — усмехаюсь я. — Но она не главная.
— А что тогда?
Тяжело вздыхаю. Чёрт! Вот не хотела же ничего сегодня ворошить… Но, кажется, Лизка твёрдо намерена вытащить из меня парочку тайн нашего с Яриком прошлого.
— Мм… Чтобы ответить на этот вопрос, придётся рассказать тебе, как прошло моё четырнадцатилетие, и что я тогда наговорила Мереминскому.
Глава 19
— Ну наконец-то, — ворчу я, потянув Ярика за руку и уверенным шагом направляясь в сторону лестницы. — Мереминский, вообще-то это свинство заставлять так долго ждать именинницу! Я уже хотела объявлять вас с Сашкой в розыск!
Ярик что-то бубнит про пробки и нерасторопного Корсакова, пока мы, ловко огибая веселящихся одноклассников, поднимаемся на второй этаж. Я невпопад отвечаю ему в ответ, изо всех сил стараясь скрыть своё волнение, пронизывающее каждую клеточку моего тела. Но это было такое приятное, я бы даже сказала, очень вдохновляющее волнение, от которого жизнь начинала играть новыми красками, а душа замирала в предвкушении чуда.
Внутри у меня все трепещет и поёт. Мне кажется, даже за сотню километров видно, как я вся свечусь от счастья. Он пришёл! Он всё-таки пришёл! Сердце то сладко замирает, то начинает бешено отстукивать в груди. Ведь совсем скоро — буквально через пару мгновений, мы останемся с ним совершенно одни…
И я наконец получу свой долгожданный подарок! И вовсе не эту коробку, мило перевязанную ленточкой, и букет красных роз, которые пытался мне всучить Мереминский после приветственных объятий. А то, о чём я так долго мечтала…
— Я вообще-то думал, вручение подарков на первом этаже, — удивлённо проговорил Ярик, когда я захлопнула дверь своей спальни, отрезав нас от всего остального мира.
Шум веселящихся одноклассниц и парней из нашей с Яриком компании остался где-то там далеко вместе с громыхающей музыкой. Но этот шум не раздражал и не мешал, а будто бы служил своеобразным фоном и добавлял атмосферы этому особенному для меня моменту.
— Для избранных отдельная аудиенция, — с улыбкой ответила я, упираясь спиной в дверь.
— Вот как? Приятно быть… избранным, — усмехнулся Мереминский, посматривая на меня со своей фирменной лукавой улыбочкой.
Знал бы ты, Ярик, насколько ты был для меня избранным…
— Ну так что ты там приготовил? — спрашиваю я, сгорая от нетерпения поскорее избавиться от официальной поздравительной части.
Мереминский до этого никогда не бывал в моей комнате. Он и домой ко мне практически никогда не заглядывал. Подозреваю, что натянутые отношения с моим отцом сыграли в этом далеко не последнюю роль. Поэтому так уж повелось, что большую часть времени мы «зависали» в квартире Корсакова, где все чувствовали себя максимально комфортно.
Пригласить его сюда для меня было немного волнительно. Моя комната — это, по сути, то же самое, что отражение души. И всех подряд пускать в свою душу мне не хотелось. Моим одноклассникам был строго запрещен вход на второй этаж. Поэтому я могла не беспокоиться, что кто-то помешает нам спокойно поговорить. И заодно осуществить то, что я уже давно задумала.
Ярослав с интересом оглядывает мою комнату. Скользит взглядом по полке с наградами, которые остались ещё с той поры, когда я занималась художественной гимнастикой, по моему туалетному столику, заваленному косметикой и всякими милыми девчачьими штучками, по книгам, которые стройным рядом разместились на полке, и наконец останавливается на миниатюрной гоночной яхте с алыми парусами — по описанию точной копией той, что спустила в ручей Ассоль.
— Столько лет прошло, а ты до сих пор фанатеешь от этой истории, — кивает Мереминский в сторону прикроватной тумбочки, на которой разместилась белоснежная яхта.
— Я не фанатею. Мне просто нравится, — пожимаю плечами. Вот нашел время, когда разглагольствовать о литературе! В любой другой день я бы, может, с радостью завалила его фактами о моём любимом произведении. Но не сейчас, когда моё сердце готово было выпрыгнуть из груди от волнения! — Очень добрая, воодушевляющая и поучительная история…
— Ага. И романтичная.
— Да романтичная! Между прочим, в нашем мире очень не хватает романтики! — восклицаю я, подходя ближе к Мереминскому.
— Ещё скажи, что мужики нынче пошли уже не те, не совершают таких романтичных поступков во имя прекрасной дамы…
— А то ты сам не знаешь, что это так! — фыркнула я. — Вы лишний раз пальцем о палец не ударите!
Девчонки в лицее хвалились между собой букетами и какими-то безделушками, которые дарили им ухажёры. И это был максимум романтики, на которую были способны сейчас современные парни. Но никто из них не старался сделать для своих девушек что-то особенное. Мне кажется, нашим мальчишкам это просто не приходило в голову. Мама снисходительно говорила, что они просто ещё не повзрослели, но я считала, дело было вовсе не в возрасте. Друзья постарше из нашей компании тоже не особо старались для своих возлюбленных. Да они и «возлюбленными» их никогда не называли, чего уж тут говорить… В лучшем случае девушкой, или «гёрлой».
Как ни грустно мне было признавать, но ради меня тоже никто никогда не старался. И никаких романтичных поступков в свой адрес я тоже припомнить не могу. А неумелые или наглые подкаты парней вызывали у меня лишь чувство скуки и лёгкого раздражения.
— Знаешь, ты вот так старательно демонстрируешь свои колючки, но в душе ты такой романтик, Маринк, — усмехается Ярик. — Не удивлюсь, что ты тоже, как Ассоль, ждёшь своего принца на корабле с алыми парусами.
— Двадцать первый век на дворе, Мереминский! — закатываю я глаза. — Ты правда думаешь, что я буду ждать какой-то там корабль?!