Дмитрий отшатывается, насколько это возможно. Я выпрямляюсь и киплю. Не сводя с него глаз, передаю пистолет Константину.

— Расстегни ремни, — приказываю я, снимая куртку.

Охранники выполняют команду и силой поднимают Дмитрия со стула. Он с криком падает лицом вниз. Маленькие кровавые точки покрывают его спину, руки и ноги. Смотреть на это не так приятно, как было бы проделать каждое отверстие по отдельности вручную.

— Вставай, — говорю с убийственным спокойствием.

Он поднимается на дрожащих, слабых руках. Я не даю ему времени встать, пиная в лицо. Его челюсть хрустит в тишине, и пара зубов вылетает из окровавленного рта, рассыпаясь по грязному полу.

И все же я не удовлетворен.

Я наклоняюсь над ним и хватаю его за рубашку. Мой кулак бьет его по лицу, снова и снова. Кровь заливает мои руки и лицо. Мне все равно. Его лицо искажается, а я не могу остановиться. Ярость поглощает меня.

Это за мою семью. За мою мать.

Рука хватает меня за запястье, прежде чем успеваю снова ударить разбитое лицо Дмитрия. Глубоко вздыхаю и поднимаю глаза на Константина. Он не говорит ни слова, но я отступаю.

Дмитрий давно мертв, и теперь у него даже нет лица.

— Отправьте его тело в качестве послания остальным.

Хор голосов «Да, босс», разносится по складу, пока я стремительно возвращаюсь к своей машине и с визгом уезжаю с места происшествия.

Я захожу в дом, выключаю свою новую сигнализацию и прислоняюсь к двери, с тихим стуком опуская голову на ее поверхность. Приятно быть дома.

Пока не открываю глаза.

Мокрые следы мужской обуви ведут вверх по лестнице. Прошло несколько дней, так что, конечно, он вернулся.

Ставлю сумку на пол и крадусь на кухню, мои глаза бегают по сторонам, я остаюсь тихой и прислушиваюсь. Хватаю нож и держу его перед собой, стараясь, чтобы рука не дрожала. Я знаю, что мне нужно подняться наверх и убедиться, что его здесь нет. Но что делать, если он там? Смогу ли я его ударить? Я хочу. Но смогу ли?

Мне следует выбежать на улицу или позвонить кому-нибудь. Но я испытываю искушение узнать больше. Как говорится, любопытство сгубило кошку, и, возможно, на этот раз это правда.

Я рискну; я слишком любопытна для своего же блага.

Пробираясь вдоль стены, иду по следам, ведущим в мою спальню. Лучше бы он не рылся в ящике с моими трусиками, как извращенец, которым его знаю.

Поворачивая за угол, вижу Виктора, который отдыхает на моей кровати, скрестив лодыжки и заложив руки за голову. Грязные ботинки на моих красивых белых атласных простынях. Я поднимаю нож, когда он поворачивается ко мне, и усмехается: — Привет, куколка. Я ждал тебя.

— Как ты сюда попал? — мое сердце учащенно бьется. Я стараюсь не думать о том, как хорошо его мокрые волосы выглядят, падая на лоб, или как глаза сверкают от веселья. Или как на нем идеально сидит костюм, мокрая рубашка подчеркивает каждую мышцу.

Наши взгляды снова встречаются. Мои глаза сужаются, когда он ухмыляется; как будто может прочитать меня.

— Имеет ли значение, как я сюда попал или важнее зачем? — задается он вопросом.

Я сглатываю.

— И то, и другое, — отвечаю дрожащим голосом.

— Проникнуть сюда легко, — он пожимает плечами. — А зачем? Это действительно важный вопрос, не так ли?

Я закатываю глаза.

— Не говори загадками. Зачем ты здесь?

Он снимает пиджак, белая рубашка прилипает к груди в тех местах, куда попал дождь. Перестань пялиться, ругаю себя.

— Я здесь, потому что не могу оставаться в стороне, хотя в твоих жилах течет кровь Коскович, — он качает головой, цокая языком.

Я делаю шаг назад, и он движется ко мне, но с силой бьюсь о дверной косяк, на мгновение выбивая из себя воздух.

Он сжимает в кулаке мои волосы, откидывая их назад, чтобы я посмотрела на него. Облизываю губы, и его взгляд останавливается на этом жесте. Он хватает мою руку с зажатым в ней ножом и прижимает ее к стене, его тело удерживает меня, когда нож падает из моей хватки.

Сейчас я дрожу совсем по другой причине.

— О чем ты задумалась, куколка? Ты вся раскраснелась, — он улыбается, как волк, который только что нашел свою добычу. Я хмурю брови. Мне это нравится? Почему я возбужаюсь?

— Не о тебе, — говорю хриплым шепотом, ложь слетает с моих губ.

Он наклоняется и целует меня в подбородок; это так легко, что я бы не заметила, если бы моя кожа не была чувствительна к его прикосновениям.

— Ты когда-нибудь поддавалась своим желаниям? Отпускала контроль? Отдавала его кому-то другому? — шепчет он мне на ухо.