Тут неожиданно для меня, кто-то из ребят выкрикул.

— Товарищ младший сержант, а как же письмо Бодрову? Вы же зачитали вначале его фамилию, а когда узнали, что он на соревнованиях отложили ему письмо, как же так?

Кубрик недовольно загудел. Я смотрел Цеплакову в глаза.

Когда гул стих Цеплаков, жестко сквозь зубы процедил:

— Я. Сказал. Всё. Писем больше нет!

Глава 15

Когда мы вошли в казармы, то увидели, что младший сержант Цеплаков заканчивает раздавать письма, называя фамилии получателей. Мы вошли и нас встретили одобрительным гулом, на короткое время прервав выдачу почты.

— Все писем больше нет, — резюмировал Цеплаков.

Тут неожиданно для меня, кто-то из ребят выкрикнул.

— Товарищ младший сержант, а как же письмо Бодрову? Вы же зачитали вначале его фамилию, а когда узнали, что он на соревнованиях отложили ему письмо, как же так?

Кубрик недовольно загудел. Я смотрел Цеплакову в глаза.

Когда гул стих Цеплаков, жестко сквозь зубы процедил:

— Я. Сказал. Всё. Писем больше нет!

* * *

Это было верхом свинства. Можно было сколь угодно много конфликтовать, драться, игнорировать, промывать мозг, но письма от родных во время службы трогать никак нельзя. Письма — это святое.

Даже уголовникам всех мастей в обчыных тюрьмах отдавали почту, не удерживали, если в них не было изложен криминал или что-то запрещенное.

Насколько я знал в армии письма никто не перлюстрировал и проверял содержимое писем за исключением писем от солдат и матросов с пустым адресатом.

Бывало так, что военнослужащие в спешке или по невнимательности не указывали ни отправителя, ни адреса, ни имени получателя.

Такие письма отбирались из общей массы с какой-то периодичностью и потом уничтожались.

В самом начале службы нас отправили в наряд, когда мы были в статусе «каратнтинов» помогать с макулатурой к почтальону части. «Карантиты» — это матросы только прибывшие в учебку и еще не принявшие присягу.

Мы как раз должны были разбирать почту и отделять «безымянные» письма от других.

Остальные письма почему-то должны были быть отсортированы по областям и городам получателей.

То ли почтальон был свихнувшимся, но ленивым педантом, то ли ему светили какие-то «пряники» в отделении в районном центре. Например, похвала за аккуратность или уважение в глазах принимающей стороны.

А может ему телесно симпатизировала, какая-нибудь начальница — почтовая королева, килограмм под сто весом, являвшаяся единственным объектом мужского вожделения в округе.

Это может показаться смешным для тех, кто не служил в отдаленной глуши, где в части солдаты видят из лиц женского пола только кошек с котятами.

А наша учебка именно в таком месте и располагалась.

Да. Служить в таком месте — это вам не сельдереевый фреш со смузи пить, и закусывать капустой брокколи.

Двое наших парней, не зная друг о друге и о ситуации, бегали поочередно во время увольнительных по пятнадцать километров по морозу в соседнее село к продавщице из промтоварного сельпо Наташе, и броккали ее.

Вот это я понимаю брокколи.

Вернемся к письмам. На тех, что имели адрес мы должны были ставить штемпель армейской почты с номером части. А данные заносить в журнал.

Через учебку проходили тысячи людей и я очень удивился когда увидел, сколько много скопилось за последние два года простых белых воинских конвертов без штемпелей и надписей.

Их было несколько десятков. Они подлежали уничтожению

Почтальон объяснил нам задачу сообщил,что времени у нас на все про все до обеда и удалился по своим делам.

Отсортировав все письма раньше положенного времени, мы не знали чем себя занять.

Некоторые из «белых» конвертов были не запечатанными и мы не удержались от соблазна прочитать то, что пишут матросы домой, ведь их все равно должны были сжечь, значит они не были нужны никому.

Чего только не пришлось прочитать. В этих письмах были представлены все литературные и эпистолярные жанры: от мелодрам, трагедий до комедий. Как сейчас помню, некоторые такие письма, почти дословно:

'Служба проходит хорошо, я в учебке уже тридцать два дня. Мама у меня просьба. Купил, новую теплую тельняшку, шерстяные носки и часы, чтобы считать, сколько осталось до дембеля.

Так что залез в долги на двенадцать рублей пятьдесят копеек. Мне неудобно, но если можешь вышли десять рублей, мам. Я-то сам из своих заплатил два пятьдесят.

Но ребята все спрашивают и спрашивают, когда отдам остальное. Вся солдатская получка ушла на печенье и сигареты. Но если не можешь, то не присылай'

* * *

' Мои родные наконец-то появилось времечко написать вам письмецо. В отпуск летом я не приеду, так быстро оказывается не отпускают. Мы пока салаги нам не положено. Возможно, осенью, или зимой. Так что ждите к Новому году.