Воины обмениваются неуверенными взглядами.

— Я буду работать над гимнами старых, — говорю я с авторитетным видом. — Вам не стоит рисковать тем, что услышанные слова могут повлиять на ваше самочувствие, ведь вы не практиковались в пении под гимны, чтобы защитить свой разум, как это делал Илрит.

— Это правда… — признает один из воинов. Собственный интерес — мощный мотиватор. — Мы будем ждать вас здесь и предложим наши песни, чтобы укрепить Леди Леллию и подношение.

Они снова ныряют под воду. Здесь достаточно мелко и прозрачно, чтобы я мог видеть, как они опускаются, направляясь к одному из покрытых шрамами и орнаментами участков корня. Они кладут обе руки на дерево и закрывают глаза. Из-под волн доносится тихая песня, вода вокруг них слегка колышется.

— Это молитва, дань уважения Леллии, — объясняет Илрит. — Она дала нам оружие и доспехи, которые мы используем для защиты от ярости Лорда Крокана.

— Это… потрясающе. — Я с трепетом смотрю на дерево.

— Дерево — это один из анкеров5 моего народа. Для меня было важно поделиться им с тобой. Я хотел, чтобы ты знала, что в Вечном Море есть не только смерть и суматоха. Есть и свет, и жизнь.

— Я польщена, что ты доверил мне это паломничество, — искренне говорю я. Мне хочется взять его за руку, но я не решаюсь сделать это, когда воины могут увидеть.

Я все еще говорю мыслями, а не устами. Даже над поверхностью я обнаружила, что теперь более естественно думать о том, что мне нужно сказать. Возможно, скоро я смогу контролировать эту способность настолько, что мне больше не понадобится оболочка, которую подарила мне Фенни, чтобы защитить меня.

— Пойдем, я провожу тебя к двери. — Илрит пытается сделать шаг и спотыкается. Я делаю движение, чтобы помочь ему, но он поднимает руку, останавливая меня, и оглядывается на воинов. — Со мной все будет в порядке, к моим сухопутным ногам всегда нужно привыкать. Я не так часто здесь бываю. Суша немного неудобна и некомфортна для нас, морских жителей.

Я улыбаюсь и думаю о его одержимости кораблями.

— Знаешь, у людей все наоборот. Мы называем их «морскими ногами», чтобы обозначить привыкание к жизни в океане.

— Правда? — Он выглядит искренне очарованным, как всегда, когда речь заходит о корабле.

— Правда. — Я оглядываюсь на воинов. — Ты уверен, что я не смогу помочь тебе, пока ты не станешь немного увереннее? — Ни один из воинов не обращает на нас особого внимания… но достаточно одного взгляда. Я знаю это так же, как и он. Поэтому я ожидаю его отказа еще до того, как он придет.

— Я был бы признателен за помощь, но, наверное, будет безопаснее, если мы этого не сделаем.

— Понимаю. — Мой тон такой же подавленный, как и его.

Идти рядом с ним медленно, с трудом, неудобно до раздражения. Каждый раз, когда Илрит поскальзывается, зацепившись за колени, мне приходится бороться с собой, чтобы не потянуться за ним. Меня возмущают системы, которые мешают мне просто помочь ему.

— Не будет ли это практичным прикосновением? — спрашиваю я. Мы уже почти добрались до массы корней впереди нас.

— Вентрис ищет любой маленький шаг, который мы можем сделать не по правилам. Мы должны быть осторожны. Скоро мы уйдем с глаз долой.

Как только мы проходим между двумя большими корнями, я обхватываю его сильную руку, позволяя ему обхватить меня за плечи. Этот мужчина — целая статуя с вырезанными мышцами. Вся эта сила мало что значит, когда он с трудом держит равновесие.

— Со мной все будет в порядке.

— Я знаю, но ты все равно немного неустойчив. — Я одариваю его маленькой, овечьей улыбкой. — Прости меня за то, что я хотела тебя потрогать?

— Мне неловко, что ты видишь меня в таком виде, — признается он со слабым румянцем на щеках.

— Почему? Это вполне естественно — время от времени нуждаться в помощи, — говорю я. Он фыркает. — Что?

— Я нахожу это чувство забавным, когда оно исходит от тебя.

— Делай, как я говорю, а не как я делаю. — Я прекрасно понимаю, что именно в моем характере он имеет в виду. — Кроме того, у тебя нет причин смущаться рядом со мной, никогда.

— Прошу прощения? — Он выглядит искренне смущенным.

— Я не такой хороший, как ты думаешь. Я не имею права судить.

— Ты слишком суров к себе. Ты одна из лучших женщин, которых я когда-либо встречал, — мягко говорит Илрит. Не обращая внимания на нож, который он крутит. Я должна просто рассказать ему всю правду о Чарльзе и прекратить свои мучения по этому поводу. — Ты идеальна, Виктория. Я бы ничего в тебе не изменил.

— Я действительно не идеальна, — пробормотала я.

— Нет, ты идеальна, — настаивает он.