БТР подскакивал на колдобинах, я судорожно хватался за его железяки, чтобы не свалиться, тихо дурел от увиденного. Неожиданно поймал себя на мысли, что все эти замурзанные бачи более свободны, чем я. Я уже почти год не мог себе позволить выйти вот так, присесть на корточки возле кучи мусора и засунуть руки в карманы. Или засунуть себе в клюв сигарету, наполненную чарзом и сидеть, сведя глаза в переносицу, делать вакуум в черепной коробке.

– Серёга, а ты до войны чарз курил? – Я наклонился к Серёге, чтобы перекричать рёв движков БТРа.

– Ха! У нас, на Северном Кавказе, када коноплю комбайны убирают, там тада на шкивах по всему комбайну – во! – Серёга вскинул к моему носу свой указательный палец. – Во! В, палец толщиной вот эта вся фигня ремнями сбита. Такое густое, прям, как пластилин. У нас так его и называли. Либо пластилин, либо шмаль. Чарз, это тут, на местном языке. А у нас такого слова не было.

– Взвод! От техники никуда не отходить! – Заорал командир взвода старший лейтенант Старцев. Он встал в командирском люке и повернулся к нам. БТР сильно качнулся, остановился, сбросил обороты движков и теперь командир смог докричаться до нас. – Впереди развилка дорог. Пропустим встречную колонну и пойдём дальше.

Оказалось, мы заехали в кишлак Гульбахор и встали посреди улицы дуканов. БТР тут же окружила стайка бачей (афганских мальчишек).

– Так, пацаны! – Фарид, наш водила, вылез из люка, встал ногами на броню и обратился ко всем, сидящим на его БТРе, – Эта малышня сейчас весь БТР разукомплектует. Встаньте все вокруг машины, и не подпускайте их к технике.

Фарид уже прослужил в Афгане полтора года, он постиг местные нравы, знал, что надо делать и щедро поделился с нами нажитой информацией. Мы с Серёгой соскочили с брони на дорогу, встали возле БТРа, потянулись, размяли ноги, покрутили задницами. К нам подошёл пацан лет двенадцати. Чумазый, нечёсаный, страшный, как моя доля. Он показал пальцем на двуручную пилу, закреплённую на броне заводом-изготовителем и спросил высоким детским голосом:

– Чан афгани?

Это на их языке обозначает: – «Сколько тебе за неё дать денег».

– Буру, бача (уйди, пацан). – Невежливо ответил ему Фарид.

Пацан не ушел, показал пальцем на большую сапёрную лопату, закреплённую рядом с пилой. Задал тот же вопрос:

– Чан афгани?

– Ты чё, не догоняешь по-русски? – Возмутился Серёга. – Ты чё, душман?

– Душман нист! Душман Панджшер! – Пацан махнул рукой куда-то на север. Но от БТРа отошёл.

Вот интересно, подумал я сам себе. Даже двенадцатилетний сопляк знает, где находится Панджшер. А я, уже нормальный крендель, отучился год в университете, и ни разу не знаю, где этот гадский Панджшер. Ну ладно, я завтра доеду и узнаю, а он вряд ли когда-нибудь хоть что-нибудь узнает про Минск. У каждой лягушки должно быть своё личное любимое болото.

Потом колонна снова поехала. Потом снова остановилась. На этот раз никто не объяснял нам, зачем мы встали. А жарко было – пипец-пипец! Мы слезли с раскалённой брони, забрались на каменную стену, которая огораживала сад с огромными фруктовыми деревьями. Там была тень и прохлада. Мы спрятались туда от жары.

Туда же, в тень и в сад, вышел высокий пожилой мужик с длинной бородой и в белой мешковатой одежде. Не знаю, может быть он был не пожилой, но на его лице отросла вот такая длинная борода! По нашим европейским понятиям, так выглядит Дедушка Мороз. Только он не успел надеть красную шубу и шлялся по саду в белых, вызывающих смех, подштанниках. Наверное, смотрел, чтобы мы ничего не стырили.

Если бы мы тогда знали… но мы не знали, никто нам не сказал, что мы нарушили все мыслимые и немыслимые законы, по которым веками жили местные люди. Мы вломились в чужой двор, а туда даже подглядывать нельзя, только за одно это бородатый мужик имел право нас пострелять. А ещё мы перелезли через забор с самыми жуткими отягчающими обстоятельствами. С точки зрения Шариата мы поступили как Шайтан. За это Дедешка Мороз должен был нас всех умертвить, растерзать и испепелить. Он так не поступил исключительно из-за того, что был без шубы и добрый. Ну или из-за того, что нас было слишком много и все мы были вооружены. В противном случае не сносить бы нам своей головы.

Под воздействием дедушкиной доброты и теплоты, Серёга снова решил проявить чудеса остроумия и знание местного диалекта, навёл на дядьку указательный палец и задал поражающий своей глубиной вопрос:

– Душман?! – А дальше повторилось всё то же самое.

– Нист душман! Душман Панджшер! – Сказал дядька и махнул рукой на север.

«Слушай, они тут все знают, где Панджшер. И все знают, где искать душманов», – подумал я про их способности к географии. Но потом колонна поехала и оказалось, что Панджшер поджидал нас буквально за забором этого сада. Буквально, за первым попавшимся поворотом Чарикарская Зелёнка схлопнулась, закрылась коричневыми корявыми скальными торосами. Из них на нас потекла бурлящими потоками вода, а наш БТР поехал прямо на эту воду.

Полотно дороги так близко подходило к водным бурунам, что казалось, БТРу придётся расталкивать плечами их вместе с коричневыми булыганами, чтобы пролезть в горловину входа Панджшерского ущелья. Полотно дороги, это было не полотно дороги вовсе, я не могу подобрать в русском языке подходящих слов для ям, выбоин и колдобин, по которым мы ехали. Горловина входа тоже выглядела – не приведи Господь! То ли река, то ли ещё какое чудо природы пробило дыру в скалах, из неё вываливалась бурлящая, ревущая вода. У этой беснующейся воды отковыряли полосочку территории по которой нам приказали щемиться внутрь, во вход горного массива. Мне страшно было, аж жуть!