Слева от нас до неба взгромоздилась коричневая скала, справа ревела вода. БТР качало на камнях и колдобинах. На мне болтался бронежилет, каска, на шею давил ремень пулемёт. Ну, допустим, подсумок с магазинами я мог снять с себя и закинуть внутрь БТРа. А остальное? Вот долбанёт под колесом БТРа мина, или на яме БТР сильно подскочит, или ещё какая зараза приключится и сбросит меня в беснующуюся реку. Что я должен буду делать? Дохрена я проплыву в бронежилете и в каске? А с пулемётом в руках? Я ещё ни разу не пробовал, но что-то мне подсказывало – как кирпич. У топора хоть черенок пытается всплыть, если его с БТРа сбросить в воду. А у кирпича только «бул-тых»… и драные носки дымят на СПСе (СПС – стрелковое полевое сооружение). Нет, не то сказал. И грязные брызги полетят в разные стороны. В такой бурлючке, в такой быстрой реке, первое, что с человеком произойдёт – ему об камни переломает шею. Рёбра останутся целыми, бронежилеты у нас делают хорошие. А с шеей как быть? Как со сломанной шеей плавать под водой, в бурунах и с пулемётом в руках? Бросить его нельзя. За это будет трибунал. Ну, даже пусть бы хрен на тот трибунал. А что я бате скажу? Как это меня призвали в Армию, а я просра… протерял личное оружие и угодил под трибунал?

Изо всех сил я цеплялся скрюченными пальцами за раскалённую броню, судорожно сжимал-разжимал закорючки извилин. Пытался выжать из них максимальную умственную мощность и придумать, что же, всё-таки, делать, если что-то пойдёт не так. Очко так сильно сжалось от натуги, что пришлось забыть про жару, про то, что хотелось пить. Осталось только одна мысль: – «Если БТР начнёт заваливаться левым бортом вверх, то надо бежать на левый борт, наверх». Если удастся совершить такой манёвр при сползании БТРа в реку, то мог появиться шанс остаться на дороге и уцелеть.

А если правым бортом вверх, то – что делать?

А если вверх правым, то мне настанет капут. Потому что БТР в такой позе прижмёт нас к скале и раздавит как слизняков. Чтобы не раздавил, придётся спрыгивать в воду. Ага, прикинь так, БТР начнёт валиться, задирая правый борт, я очкану, спрыгну в воду, а он устоит. Обидно же будет? Нет, конечно же. Потому что, убьюсь, если спрыгну. Хрен кто сможет выжить в такой реке.

БА-БАХ! – раздался жуткий грохот и скрежет металла по базальту, впереди идущий БТР стал крениться вверх левым передним углом, по диагонали. Этого я никак не ожидал! Этого вообще никто не ожидал, однако БТР № 472 усандалился мордой в скалу и перегородил вход в Панджшер.

За баранкой этого БТРа находился младший сержант Серёга Кондрашин, из которого водитель был примерно такой, как из меня балерина. Он не умел оценивать габариты управляемой им единицы боевой техники. В степи, в Казахстане, никто и никогда об этом не догадался бы, а на узкой горной дороге догадались. Особенно тот пацан, который сидел на запаске. На башню этого БТРа закинули запасное бронированное колесо (запаску). Кряхтели, матюгались, но затащили.

В это колесо уселся самый борзый дембель. Свил гнездо, как гордый орёл, ещё подумал тогда я. После удара о скалу этот орёл полетел кверху тормашками из гнезда, шлёпнулся задом в пылищу дороги и сразу же обо всём догадался. Бац, бац, бац – пошлёпались в ту же пылищу остальные пацаны с БТРа. И тоже обо всём догадались, стали кричать на Кандера, что ему не надо водить БТР, стадо баранов надо водить.

Но это всё ерунда. Самое грустное было в том, что закричал Рязанов.

– Кондрашин! Шагом марш из-за руля!

Это были очень страшные слова. Потому что Рязанов у нас являлся командиром Роты. Это он решал, кто будет крутить баранку, а кто таскать вещмешок по ржавым минам. Похоже, что Кондрашин теперь будет таскать вещмешок по ржавым минам.

Меня не удивило, что младший сержант Кондрашин «задавил» скалу БТРом на входе в Панджшерское ущелье. Он прибыл в нашу роту из учебного центра Фергана, в котором готовили водителей армейских грузовиков ЗИЛ-130. Даже если Кондрашин в совершенстве овладел мастерством вождения грузовика, то это не означает, что он научился управлять БТРом. Габариты у техники не одинаковые, вес не одинаковый, а самое главное, при манипуляциях рулём у грузовика поворачиваются только два передних колеса, а у БТРа поворачиваются четыре. На узкой кривой горной дороге этот факт имеет решающее значение. Если «шофёр» начнёт на крутых поворотах «маслать рулём», как в грузовике, то он либо шандарахнет мордой БТРа в скалу, либо улетит в реку. Для того чтобы переучить водителя с одного вида техники на другую, его надо усадить за руль, рядом разместить опытного инструктора и направить эту весёлую компанию на широкий и просторный полигон, чтобы они никого не задавили и ничего не разломали. После отработки на полигоне всех плановых упражнений, водитель должен продемонстрировать приобретённые навыки специальной комиссии, то есть, грубо говоря, сдать экзамен. Вместо полигона, инструктора и экзаменов сержант Кондрашин оказался на узкой, опасной горной дороге с толпой народа на броне. Как это произошло, кто допустил, почему разрешил? Для того, чтобы ответить на этот каверзный вопрос, мне придётся немного вернуть повествование из июня месяца в середину марта 1984 года.

Два месяца тому назад наша рота получила приказ выдвинуться с полигона города Термез на территорию Демократической Республики Афганистан. Ранним утром 10 марта нас подняли, застроили, взбодрили армейской нахлобучкой, приказали занять места на БТРах и отправили на Хайратонский мост. По мосту наша рота пересекла пограничную реку Амударью и въехала в афганский город Хайратон. Там нам зачем-то выдали таможенные декларации.

Выданный мне бланк я заполнять не стал, прочитал графу о том, есть ли у меня с собой:

«I. Оружие всякое и боеприпасы», – и засмеялся. Из-за приступа юмора задумал написать какое-нибудь обидное слово в эту графу. Например, «есть и дохрена» или ещё лучше «дохренищща». Потому что поперёк моего туловища висел заряженный ручной пулемёт, а под моей задницей покачивался бронированный транспортёр. Вчера весь наш взвод при помощи полкило ветоши и трёх вёдер бензина отдраил от заводской консервации звенья пулемётных лент. «Машинкой Ракова» мы напихали в ленты патронов.

Потом бойцы отчистили… то есть, сняли заводскую консервацию с крупнокалиберного пулемёта. Собрали его, зарядили, в том числе и разрывными пулями с малиновыми головами (14,5 МДЗ). Какой-то старослужащий пацан уселся за вычищенный пулемёт на место старшего стрелка, стал изображать из себя «рембу». Он манипулировал рукоятками пулемёта и «стрелял на губах»:

– Тр-р-р-р! Т-р-р-р-р!

Затем сдуру провернул крышку ствольной коробки КПВТ, а оттуда выскочила двойная витая пружина и со всей дури лягнула его прямо под глаз. Пацан красивым прогибом улетел через спинку сидушки стрелка в десантный отсек БТРа, а глаз немедленно потух под огромной лиловой гематомой. Пацана потащили в медсанчасть, а все подумали: – «Ну и повезло же дураку! Он теперь в Афган не попадёт». А город подумал – ученья идут.