Потом бежали уже непонятно куда. От чего я бежала, как в последний раз? От смерти? От настигающей судьбы? От момента превращения из человека в дичь, от чужой воли, желающей пожрать меня? Всю меня заполняла уже застланная кровавым туманом картина -- от живого еще тела отхватывают куски плоти, и сознание присутствует при этом... Я вижу, как меня расчленяют...

– - Пошли, пошли,-- монотонно торопил Давид.-- Ну пожалуйста, Белла!

От этого голоса было еще страшнее, потому что ладонь Давида была просто мокрая, сухой язык почти со слышным шуршанием терся о зубы, а голос спокойный... Каждый шаг я делала, как будто проваливаясь в воздушную яму. Силуэты домов скакали вокруг вверх-вниз, словно дикари вокруг костра... Словно гнилые черные зубы смрадной пасти были здесь дома...

Тошнило. Желудок поднялся и, как сердце, бился о ребра. Очень тошнило. Я хотела остановиться около урны, но Давид не позволил.

Теперь я знаю, как путают следы. Что-то чудовищное, что-то животное было в том, как мы перебегали пространства, освещенные тускло-желтым, как взгляд льва, фонарным светом. Как сдерживали рвущийся жалобный всхлип, замирая в темноте углов и прорех в домах. Как вжимались в плоскости стен на открытых улицах, возвращались, кружили, прячась в липком наваристом бульоне этой жертвенной ночи.

Ужас, охвативший меня, не сковал тело, наоборот, он просто свернул тоненькую шейку моему ночному разуму и переполнил жаждой выживания спинной мозг. Никогда не была я такой ловкой, сильной и быстрой. Вот только тошнило. И слова выдавливались толчками, как кровь... и больше походили на скулеж -у меня и хрип -- у Давида. Не знаю, сколько это продолжалось...

Наконец, я поняла, что уже глубокая ночь, что мы находимся в Нахлаоте, почти у дома Давида.

– - К тебе?
– - выдавила я.

– - Не знаю. Видишь, кот на капоте не тот. Должен быть рыжий, а этот... как в десантном комбинезоне. Спрячься в подъезде.

Я видела, как он, оглядываясь, подошел к своей брошенной на обочине желтой машине, опасливо согнал кота, открыл капот и словно сунул голову в пасть льва. Вытащил оттуда какой-то шампур, понес его под фонарь. Пятнистый кот вошел в мой подъезд, внимательно посмотрел на меня и затем перевел испытующий взгляд на Давида. Мне стало не по себе. Я подошла к Давиду, он пристально рассматривал эту маслянистую железку.

– - Видишь,-- сказал он, озираясь,-- на самом минимуме. Когда я выходил, было чуть больше... Значит, ко мне нельзя. К тебе тем более. Что же делать? На улицах почти не осталось людей... Нас все легче найти.

– - Все,-- объявила я.-- За тем домом живет моя знакомая. Я иду к ней. Хочешь, идем со мной.

– - Конечно!
– - как-то даже воспрял Давид.-- Быстрее!

Мы подошли к старому маленькому домику, стоявшему чуть поодаль от других зданий. Долго звонили. Светлана не открывала.

– - Это твоя близкая подруга?

– - Нет.

– - Ну, все равно,-- махнул он рукой и стал шарить по карманам.-- Черт, нож потерял.

Он пошел вдоль стен, проверяя обветшавшие окна. Одно оказалось открытым. Давид понимающе усмехнулся и вытер полой рубашки потное лицо:

– - Видишь, все правильно. Нам пытаются помочь. Когда действуешь правильно, тебе пытаются помочь... Но сейчас плохое время. Очень плохое.

Он неловко залез в окно и открыл дверь изнутри. Свет он мне зажечь не дал, а я слишком редко бывала у Светы, чтобы ориентироваться в темноте. Наконец, мы сумели закрыть все жалюзи. Тогда Давид разрешил включить одну лампочку, в коридоре, где не было окон.

Он чуть успокоился, я сразу расслабилась, но тут где-то рядом заорали кошки, и стало еще хуже. Орали они как-то неправильно. Давид снова потушил свет. Какое-то время мы напряженно слушали ужасные, похожие на детские, вопли. Они то удалялись, то приближались. Кружили вокруг дома, но вроде бы стали стихать. Давид шепотом сказал:

– - Все. От нас уже ничего не зависит.

– - Ты ведь что-то знаешь!
– - сорвалась я.-- Или хотя бы догадываешься! Что это?

– - Ничего я не знаю! Только чувствую, как он просыпается.

– - Кто?

– - Не знаю. Город... вулкан... Ну, я правда не знаю. У меня другое знание. Я чувствую, что... как бы это тебе сказать... Ну, скажем, вот так -экологический кризис в последней стадии. Я имею в виду духовную экологию.

– - Какую?

– - Ну, типа чем пророки пугали... Я так себе это объяснил.

Я помолчала. Я не знала, что он имеет в виду. И спросила:

– - А при чем здесь мы? Что ему нужно от тебя?

– - "Нужно" -- это человеческая категория. Просто через каждую душу идет линия фронта. И сегодня пытаются прорваться на моем участке... Ты чувствуешь, как все неустойчиво? Неважно... Ложись на диван, постарайся уснуть.