Пётр упорно оставался в квартире, в одиночестве, что было непривычно как для него самого, так и для тех, кто знал его.

В первые дни, нацелясь переменить собственную жизнь, он хотя бы как-то боролся с собой. Эта борьба была не менее сложной, чем борьба с ночным наслаждением, тесно переплетённым с ужасом. И поэтому его хождения на кухню, в ванную, попытки прибраться в квартире, смотреть телевизор, читать книги, осмысливать жизнь, искать новые пути развития, смысла – всё это очень скоро сошло на нет.

А размытый образ той, которая зачаровала его, оставался неизменным. И оставалась его борьба со своим разумом, пытавшимся придать ей конкретные, различимые человеческие черты. И, конечно, были всё те же сны.

Пётр стремительно дичал в добровольной изоляции от внешнего мира.

Он пристрастился к самобичеванию.

Копаясь в былых поступках, он зачастую испытывал боль и стыд. Радостей и гордости было мало. Ничтожно мало. А если бы их было больше, то и тогда бы они не выдержали стыда, который, как известно, невыносим и громаден даже в ничтожной концентрации, – особенно, если заостряешь на нём внимание, будоража и без того расстроенные нервы. Пётр всегда знал об этом. И всегда бежал от этого. Пётр не был удивлён. Как не был способен овладеть собой.

Пётр нашёл единственный выход: он всякий раз отвлекался на мысли о Мариолете. Которая неизменно ждала его на том берегу реки, а это значит, что она нуждается в нём!

Он стал стремиться к тому, чтобы лишний раз закрыть глаза и, провалившись в тягостную дрёму, хотя бы на короткое мгновение увидеть её.

Пётр забыл о личной гигиене, забросил хозяйство. Пётр сдался в плен Мариолете, теша её расплывчатый, но от этого не менее притягательный образ. Он большую часть дня лежал, вспоминая её, и тщательно перебирая те чувства, которые она в нём пробудила, или лежал, желая уснуть.

Пётр чах.

Ещё в субботу, до взятых отгулов, Петра навестила Маша, и долго была с ним, оставшись на ночь. А в воскресенье к нему заглянули Света, Ларка, Жмыхин, Герман и Слава. Пётр, сославшись на разбитость в теле, умолил оставить его в покое на несколько дней.

В среду его посетил Жмыхин. Он поразился невзрачному, умученному виду Петра. Он попытался вытащить его на улицу, но, оказавшись беспомощным перед упёртостью товарища, гибнущего по какой-то неведомой причине, ушёл. Следом за ним заявилась Ларка. Как подозревал Пётр, её натравил на него Жмыхин.

Ларка ни на чём не настаивала, она воздействовала своим примером и естественной живостью. Она прибрала квартиру, вымыла посуду, сбегала в магазин, за руку вытянула с кровати Петра и затолкала его в ванную – мыться, бриться. Она залезла в его гардероб и выбрала свежую одежду.

Ларка объясняла состояние Петра по-своему: молодой человек попал в возрастной кризис, он ищет новые пути развития, осмысливая жизненный опыт, – молодым мальчикам, превращающимся в мужчин, это порой необходимо.

После её ухода, услышав наконец наступившую тишину, Пётр с облегчением вздохнул и с удобством вытянулся на кровати, ища скорейшего сна, чтобы, увидев на том берегу Мариолету, почуять негу – эту ближайшую соседку ужаса.

Маша позвонила в пятницу. Но телефон Петра вот уже который день был выключен.

Маша пришла и звонила в дверь. Но он не открыл, прикинувшись, будто его нет дома.

Встревоженная Маша созвонилась и встретилась с его приятелями, чтобы обсудить, что творится с Петром, и что можно с этим сделать, как на него повлиять, и где он, собственно, есть, не был ли он с ними, и куда, в таком случаи, направился?

А Пётр чах.

В воскресенье, в непродолжительный промежуток озарения, возвращения к действительности, – вероятно, стремясь обезопасить свой мирок от дальнейших вторжений, – Пётр осознал, что товарищей и Машу надо ублажить, представ перед ними во плоти.

Он привёл себя в порядок, от пуза наелся, чтобы казаться румяным, и включил телефон.

Долго ждать не пришлось, позвонила Ларка. Она ни о чём не спрашивала, ни за что не ругала. Ларка назначила время своего прихода и отключилась. Больше никто не звонил. Ларка всех известила о появлении Петра.

Но Лара не пришла. Благодаря ей, не рискуя спугнуть Петра звонком, пришла Маша. Ещё при встрече в пятницу Ларка поделилась не только с Машей, а со всеми, своим объяснением поведения Петра. И ребята с ней согласились и выразили надежду на его скорейшее выздоровление, на право Петра в одиночестве перебороть нагрянувший неприятный недуг. Поэтому Маша не хотела навязываться Петру и в чём-то его убеждать. Она хотела всего лишь поглядеть на него, убедиться, что с ним всё хорошо, и что он по-прежнему её Пётр Симаков.