Наконец, решаю, что подумаю обо всём этом как-нибудь в другой раз. Я всецело погружаюсь в житейские заботы, старательно отгоняя лезущие в голову неприятные мысли.

Вот только сны, в которых я погружаюсь в память прежней хозяйки моего тела, вновь и вновь заставляют меня думать о ней и всей этой ужасной ситуации.

Дотронуться до змеи? Нет, немыслимо! Я умру лучше. Зачем я рассказала об этом? Я знаю, если мне пригрозят, что бросят в яму со змеями, я забуду про всё.И про родину,ипро долг. Я сделаю всё, чтобы этого избежать. Это сильнее меня.

Мастер не раз заставлял меня побороть этот страх. Не помогло. Ни плеть, ни жажда – ничего не сработало. А когда мне неожиданно сунули в руки змею, я упала в обморок. Я бессильна это изменить.

Я размышляла, откуда у меня этот страх. Спрашивала умных людей. Целительница Школы рассказала, что слышала отсвоей знакомой, деревенской повитухи. Та много лет принимает младенцев и видит, как они вырастают. Она знает, как то, что случается в родах, влияет на жизнь рождённого. И то, что он сам этого не помнит – не имеет значения.Страх перед змеями присутствует у тех, кто был обвит пуповиной в утробе и почти удушен ею при родах. Допустим, это так. Но что толку от этого знания?

Как же мне всё-таки жалко эту Яру! Представляю, что ей пришлось пережить перед тем, как она умерла. Но ведь получается, что смерть спасла её от ещё более страшной участи?

Близится праздник зимнего Солнцеворота, и я решаю сходить в деревню. Дайна рассказывала, что в этот день на заходе солнца погасят все печи и светильники, а потом самый старый житель деревни зажжёт новый огонь и все разнесут его по своим домам. И устроят огромный костёр на центральной площади, а вокруг него – пляски до утра. Все будут веселиться и радоваться тому, что уже завтра день начнёт становиться длиннее. Короче, местный аналог моего любимого праздника – Нового года.

Праздничная одежда, приличествующая по здешним меркам, у меня уже готова. В сундуке обнаружилась пара меховых шкурок, и я сделала из них воротник на тёплый плащ, а остатками обшила его подол и рукава. А тёплую тёмную юбку украсила красивой яркой вышивкой с бусинками. На голову же связала крючком красивую шаль из тонкой, но пушистой пряжи опять же из сундука.

Вот бы ещё знать, что у них модные дамы в городах носят? Но ничего, всему своё время.

Я выхожу из дома сразу после обеда. До захода солнца ещё есть время, но деревня уже полна нарядно одетой молодёжи, среди которой носятся весёлые стайки совсем малышей.

Вдруг я замечаю Дайну. Знаю, что не стоит общаться с ней на виду у всей деревни. Поэтому просто киваю своей маленькой подруге. Она кивает в ответ, а потом, словно невзначай, проходит мимо и просит выйти на задворки, когда наступят сумерки. У неё на лице синяк. Неужели опять отчим постарался?

Я подхожу к условленному месту. Девочка уже там. Она берёт меня за руку и уводит на чей-то сеновал.

– Здесь точно никто не увидит! – говорит она.

– Как же я по тебе соскучилась! – я не выдерживаю и обнимаю её.

– Я тоже! – отвечает Дайна.

Я киваю на её синяк:

– Отчим?

– Ага, – она опускает взгляд. – Совсем ополоумел! Лапать меня начал, и даже юбку задрать пытался. С матерью всё время бранится. Упрекает, что дети у неё мрут. Совсем житья не стало!

– Может, ко мне жить пойдёшь? – предлагаю я.

– Не, меня ж потом замуж никто не возьмёт, – отвечает Дайна. – И о тебе дурная слава пойдёт, что детей сманиваешь. Я уж как-нибудь, перетерплю. Постараюсь подальше от него держаться.

– Но ведь то, что он делает, это же... – мне сложно подобрать слова, особенно в разговоре с ребёнком.

Хотя я уже убедилась, что она в своём возрасте прекрасно осведомлена об отношениях между мужчинами и женщинами. Ну да, от деревенских детей такое не скроешь. Они же видят, как это происходит у скотины. И байки про аиста и капусту могут обмануть лишь совсем малышей.

– Он только когда пьяный пристаёт, – объясняет Дайна. – Трезвый-то он понимает, что за такое на каторгу отправляют.

Я прижимаю её к себе и глажу по голове.

– Ну ладно, - она выворачивается из моих объятий, – идти надо, а то самое интересное пропустим!

Она убегает, а я медленно бреду в сторону площади и думаю о том, что только что от неё услышала.

В моей душе происходит отчаянная борьба. Мне очень хочется защитить Дайну от страшной беды. Но кто я такая, чтобы вмешаться? Да и что я могу? Мне никто не поверит. Только хуже сделаю. А если сама?

Я тут же отбрасываю безумную идею. Я всего лишь женщина. Я плохо знаю здешнюю жизнь. Моя магия слишком слаба, чтобы защитить даже себя. Но ведь каждая женщина – прежде всего мать! А долг матери - защищать от опасностей слабых и беззащитных!