На миг смотрю на нас будто со стороны. Мы ведем умные беседы о том, как сходить налево так, чтобы это не считалось изменой. Ничего не могу с собой поделать, мысленно я это так и называю: легализованный левак, и все!

Наш разговор прерывается входящими видеозвонком от мамы, оказывается, что с маминого телефона звонят дети.

— Бабушка отошла, — сообщает сын.

— Мам, мы соскучились! — безапелляционно добавляет дочь. — Очень-очень соскучились!

— То есть с этой бабушкой вам скучно, — вмешивается муж.

— Мы очень сильно по вам скучаем, по нашему дому… — начали юлить хитрецы.

— По компу и привычным развлекушкам с планшетом, — добавляю я.

Муж кивает.

Мы поддерживаем друг друга в этой беседе. Мы — из числа тех родителей, которые смотрят в одном направлении и не разводят противоречия на ровном месте.

Если муж наказывает детишек, они знают, что бесполезно бежать ко мне и давить на жалость, я поддержу сторону Яна. Если они провинились передо мной, получают заслуженный выговор и не пытаются наябедничать на меня.

Я гордилась тем, какие мы родители, и любила нас, как супругов.

С какой-то иронией думаю о том, что теперь мы существуем вместе только как родители, а как муж и жена — уже не те, что раньше.

Мы уговариваем детей не выносить мозг бабушке с дедушкой, обещаем их забрать, но четко в условленный срок.

Внезапно у меня мелькает подленькая мысль — съездить и забрать детишек прямо сейчас!

Вернуть наших деток домой, да загрузить мужа по полной, чтобы развлекал всю семью!

Интересно, остались бы тогда у него мысли о леваках и разрешенных походах по бабам?

Ведь, как ни крути, а быт и детишки по большей части всегда на мне, плюс я тоже работаю. Ян постоянно занят. Вот только теперь мне кажется, что муж работает меньше, чем рассказывает, если успевает и баб разглядывать.

Бесит…

Как бы я себя не обманывала, но в этот эксперимент я иду только из-за того, чтобы муж хотя бы немного на своей шкуре почувствовал ревность, иссушающую дотла.

Да, тоже хочу взять реванш.. Не все коту масленица.

Иду в этот эксперимент от злости и бессилия, и, если честно, даже не знаю, сохранится ли наш брак после того, как мы посчитаем, что хватит…

***

После разговора с детьми, деловито возвращаемся к прежней теме.

— Самое главное правило. Никаких близких, — заявляет муж.

— Про конфиденциальность мы уже обсудили. Я, конечно, никому не скажу, что муж захотел трахнуть другую, а я ему дала зеленый свет.

Хотя, может быть это уже не имеет значения?

Макс и Алена в курсе, что у моего мужа стоит на другую бабу. Но про открытый брак я и под страхом смерти никому не расскажу.

Главное, чтобы сам Ян не прихвастнул перед мужиками… Кто его знает, черт, а… Я думала, знаю его наизусть, но теперь муж видится мне картой, в которой много белых пятен!

— Я не про это, — муж и бровью не повел. — Я про другое. Не выбирать в партнеры по сексу людей из числа близких. Друзья, знакомые из нашего круга, — перечисляет и неожиданно добавляет. — Родственники.

— Родственники?! — удивляюсь. — Ты серьезно?

— Более чем. Мой двоюродный брат — бабник, и он пускал на тебя слюни всегда. Как-то по пьяни смачно мне сказал, что с удовольствием задрал бы тебе юбку и нагнул… Я выбил ему челюсть за такие разговорчики, — добавляет он.

— Я даже не знаю, о каком брате ты говоришь!

Еще одна мысль, скорее, заметка…

Нет, даже не заметка, а болезненная зарубка на сердце: значит, двоюродному брату Ян челюсть выбил за пьяные и пошлые фантазии в мой адрес, но сам готов дать мне зеленый свет, чтобы я была с другим.

Своими руками на член другого мужчины готов насадить!

Это не считается, что ли?!

У меня сердце по швам расходится.

Но я стараюсь выглядеть уверенной:

— У меня вообще нет никого на примете, чтобы трахнуться. Это ты у нас уже знаешь, кого выебешь, — бросаю с обидой.

Громыхаю дверцей посудомоечной машины, остервенело тыкаю по кнопкам.

Ян молчит, наблюдает за мной.

— Кстати, кто она?

Он коротко выдыхает и говорит сквозь стиснутые зубы:

— Какая, нахуй, разница, кто она?

— То есть, тебе плевать, с кем трахнуться? Тогда бери Аленку!

— Мне не похуй. Но не стану обсуждать с тобой ту, которую я хочу трахнуть. И Аленку я не возьму.

— Потому что не рассматривал ее в таком ключе? Или потому что уже давно придумал правила, чтобы не палиться леваком перед посторонними и сохранить видимость идеальной семьи?!