Эвелина начертила пальцем на планшете круг и он неожиданно наполнился перламутровым мерцанием. Эвелина смотрела на него секунду, а потом провела вдоль экватора волнистую линию, деля его пополам. На той половине, что была ближе к Сигме, перламутр потемнел и стал багряным. Эвелина окунула палец в багрянец, как в краску, поднесла его к перламутровой половине и стряхнула туда темную каплю, а затем то же самое проделала с перламутром.

– Вот это – две реальности, – сказала Эвелина. – Одна из них тяготеет к плюсу, другая к минусу. Капли – наши филиалы. Только так получается поддерживать равновесие между ними. Если тебя перевели сюда, значит, так надо. Не для тебя, а для всех нас. Я имею в виду не Академию, а все, что существует вокруг. Все миры, связанные и не связанные. Все вероятности. Вообще всё существующее. Вы все – и деструкторы и конструкторы – очень большая сила. Каждый из вас. И мы с тобой сейчас находимся в темной половине. Ты понимаешь меня? По какой-то причине баланс сил сместился, и тебя перевели сюда, чтобы его восстановить. Очень грубо, конечно, но надеюсь, понятно?

Сигма устало посмотрела на Эвелину.

– Я не хочу спасать мир, если вы об этом. Я хочу его разрушить. Я же деструктор.

Эвелина покачала головой.

– Речь не о мире. Речь о существовании как факте.

– Вы думаете, для меня есть разница?

Эвелина хлопнула в ладоши и засмеялась, будто Сигма сказала что-то смешное. Круг с перламутром исчез.

– Что ж, в таком случае мне остается только последовать совету декана и усилить всю защиту, раз нам достался такой деструктивный деструктор.

– Декана? – переспросила Сигма.

– Да, – кивнула Эвелина. – Кай наш декан. И ваш тоже. У обоих филиалов одно и то же руководство. Это же естественно! А теперь пойдем, я проведу тебе краткую экскурсию по Академии и покажу твой новый дом.

Мурасаки забрался на последний ряд – тот, который находился выше остальных. Самое удобное место, если хочешь слушать лекцию, смотреть на лектора и при этом не попадать под пристальный взгляд лектора. Тем более, что этот лектор был не из тех, с чьим взглядом приятно встречаться. Такой мазнет по лицу – как морозом обожжет. Приглашенная звезда по этике высших. Мурасаки даже имя его толком расслышать не смог – сплошные согласные с прищелкиванием на грани слышимости.

– Впрочем, – сказал лектор после представления, – все равно вы не запомните, а если и запомните, то не сможете произнести, поэтому зовите меня просто Хо Чи.

Так Мурасаки его и называл – и про себя, и когда надо было обратиться напрямую, чтобы задать вопрос. Хотя с каждой лекцией вопросов оставалось все меньше и меньше, как и желания их обсуждать. Эти все вопросы, которые встают перед каждым деструктором или конструктором, все равно и итоге придется решать самому. К лектору с ними не придешь. Что толку знать, что когда-то такой-то и такой-то решили вот это и вот это, и поэтому получилось вот это и вот это? А что было бы, если бы не решили? Никто не знает. А что с ними самими было, после того, как они это решили? Но стоило спросить об этом у звезды по этике, как он мгновенно переходил на личность Мурасаки, доказывая, насколько она незрелая, раз его интересует судьба одного-единственного Высшего, а не последствия для мира в целом. «Для своего вопроса вы выбрали не тот масштаб», – сказал он в последний раз. Над Мурасаки не засмеялись разве что потому, что слишком его любили. Задай этот вопрос кто-нибудь другой – обидных смешков было бы не избежать.

Но сейчас Хо Чи опаздывал, и Мурасаки рассматривал однокурсников. Что-то с ними было не так. Чоки с Растом шипели друг на друга, как змеи, которые встретились на узкой тропинке. Отсюда, сверху, Мурасаки не слышал их слов. Но выражение лиц – будто вот-вот и подерутся. А может, и подрались бы, если бы не вечная расслабленность Раста.

Бли со скрипом отодвинула свой стул в сторону от Вайолет и демонстративно отвернулась. Вайолет презрительно фыркнула и бросила «истеричка». Марина ехидно смеялась, у Коралл уши и шея заливала краска.

Мурасаки поморщился. Еще чуть-чуть и здесь все взорвется.

– А тебе что не нравится, красавчик? – на стол рядом с Мурасаки плюхнулась сумка, а на стул – Киро.

Мурасаки повернулся к Киро.

– Твои вопросы.

– Мои вопросы вызывает исключительно твой внешний вид, Мур. Сидишь и изливаешь презрение на всех окружающих.

– Это чтобы со мной никто рядом не сел.

– Ну, я не такой чувствительный, – махнул рукой Киро. – Но даже мне не нравится твой вид.

– Так иди и сядь там, где меня не видно.

Киро кивнул на аудиторию.

– Там еще хуже, ты что, не видишь? У нас тут как будто зловредный газ распылили. Если сейчас лектор не придет, они там все друг друга перекусают.

– Странно, что ты не с ними, – буркнул Мурасаки.

– Ага, зловредный газ и до тебя добрался.

Мурасаки тряхнул головой. А ведь и правда. Хамство и грубость Киро были слишком привычными, чтобы на них реагировать. Он давно не обращал внимания на них. И тут вдруг такое.

Такое же чувство у него было тогда… когда он увидел Ипсилона. Не в тот первый раз, в доме у Сигмы. А тогда, у фонтана. Эта же нервозность, разлитая в воздухе, висела над ними всеми в холле. И почти физическое желание кого-нибудь ударить, до покалывания в кончиках пальцев.

– Стоп! – закричал Мурасаки, вскакивая на стол.

Все обернулись на него.

– На выход, быстро! Все!

Наверное, это прозвучало страшно, особенно от него, потому что все студенты, включая Киро, бросились к дверям. Мурасаки выждал пару секунд, подхватил рюкзак и последним пошел к выходу. Воздух продолжал гудеть, будто в нем летали невидимые пчелы. От пота взмокла спина и волосы, капли пота начали стекать на лицо. Но Мурасаки медлил.

– Ты чего? – крикнул ему Киро из коридора. – Ты чего всех нас выгнал, что там?