– Да уж побольше нашего могут!

Фа звонко рассмеялся.

– Ой, нет. Если бы они умели больше нашего, разве сидели бы они с нами? Они бы занимались тем, к чему готовят нас. Вот сама подумай. Ты после всего этого будешь сидеть безвылазно в какой-то дыре мира и следить, чтобы студенты не лазили через заборы, ходили на лекции и все такое?

Сигма пожала плечами.

– Откуда мне знать, чего я захочу через пару лет работы. Или пару сотен лет работы? А может, для них работа в Академии типа пенсии? Или компенсация родительского инстинкта.

– Родительский инстинкт у кураторов? – Фа снова рассмеялся. – Мне кажется, у них скорее инстинкт дрессировщика в клетке с хищниками. Надо показать, кто тут главный, у кого в руках кнут и еда. Вот они показывают. Но по факту мы сильнее. Особенно ближе к концу учебы.

Сигма вспомнила бледного Мурасаки, покрытого потом после разговора с Констанцией. Вспомнила декана. Но… в словах Фа была логика! Была, никуда не деться.

– Но они ведь умеют многое, чего мы не умеем.

– Во-первых, – сказал Фа, – пока еще не умеем. Может быть, к концу учебы мы всему этому научимся. А во-вторых, они умеют кое-что другое. Эти ментальные штуки и все такое. Но умеют ли они разрушать так, как умеем мы? Умеют ли они создавать, как конструкторы? Ты как думаешь?

– По моим ощущениям, декан точно умеет. У него есть сила, которая чувствуется, – Сигма вспомнила их встречи и кивнула своим мыслям. – Что-то такое… давящее.

– Да, – согласился Фа. – Но только у него. И посмотри, он же не находится все время в Академии. Вот он, может быть, и Высший. А кураторы – нет.

– А кто они в таком случае? Как думаешь?

– Если честно, – Фа осмотрелся, как будто боялся, что их кто-то услышит, и шепотом сказал, – я думаю, они музы.

– Да, – немного подумав, кивнула Сигма. – Это очень похоже на правду. Очень.

Способности муз лежали совсем в другой плоскости, чем способности Высших. Они не умели разрушать и создавать материальные вещи, но они могли действовать на общество, на социум, на целые цивилизации, выбирая в свои орудия не силы природы, а людей.

– Знаешь, я всегда думала… чему их учат шесть лет? Что там такого сложного? Но если ты прав… и если они становятся такими, как Констанция – то есть, чему учиться. Хотя Эвелина, наверное, была в отстающих, – улыбнулась Сигма.

– Ты ее недооцениваешь. Она страшная.

– Мне все это говорят. Это Констанция страшная. Эвелину я не боюсь.

– А ты вообще чего-нибудь боишься?

– Да, много чего.

– Чего, например?

Сигма потерла виски. Не увидеть больше Мурасаки, никогда не увидеть – вот чего она боялась. Но с Фа говорить об этом она не будет. Не его это дело. А еще чего она боится? Теперь, когда Эвелина сказала, что ее не могут исключить из Академии, потому что на нее есть заказчик, Сигма перестала бояться отчисления. А больше, поняла она, в ее жизни ничего и нет. Академия и Мурасаки. Или Мурасаки и Академия.

– Вообще, ты прав. Кажется, ничего, – Сигма рывком поднялась и снова подошла к диску.

– Наверное, в этом все и дело, – Фа тоже подошел и встал рядом с ней.

– А ты чего боишься? – спросила Сигма. – Исключения из Академии? Смерти?

– Что все это не по-настоящему, – тихо ответил Фа. – Что я схожу с ума. Может быть, я лежу в больнице и все это вижу в бреду. А потом однажды лекарства подействуют, я приду в себя и пойму, что мне все это привиделось. Вся наша Академия. Высшие. Я сам, деструктор, который может разрушать миры. Больше чем человек. Верховное божество какое-то. В моем мире… нет поклонения богам. Само понятие божества считается атавизмом слабого сознания. Никаких сверхъестественных способностей нет. Нельзя силой мысли вызывать дождь или нагревать металл простым прикосновением. Все секреты природы изучены, записаны в формулы, а если есть, что-то, что не описано формулами и не изучено, то на самом деле этого нет, это обман, шарлатанство и все такое. Когда я был подростком, меня сводила с ума мысль об этом. Что в мире не осталось ничего тайного. Что мир – это просто большой механизм, в котором не бывает сбоев, случайностей, совпадений. Я не мог в это поверить. Врачи говорили, это от слабости характера. Мой мозг ищет защиту в волшебстве или божестве от собственной несамостоятельности, пытается найти объект, чтобы переложить на него ответственность.

– Это ужасно! Бедный Фа, – прошептала Сигма и обняла его за плечи. Фа с благодарностью прижался плечом к ее плечу. Простой дружеский жест. Простое тепло другого человека рядом. Благодарность за поддержку. За понимание. То, чего Сигме так не хватало все это время. – Ты не сошел с ума. Я не галлюцинация. И наша Академия тоже.

– Иногда я знаю это, а иногда нет, – грустно сказал Фа. – Поэтому… я сказал тебе, что могу составить тебе компанию… в твоих приключениях. Ты – не тот человек, которого я мог бы придумать.

Сигма потрепала Фа по плечу. Не говорить же ему, сейчас, в самом деле, что в ней нет ничего сложного, что она простая обычная девочка, та же, какой была три года назад, когда готовилась к экзаменам и хотела стать архитектором. Она знала, что он ответит: обычная девочка, которая разрушает стены, устраивает фокусы с гравитацией и видит перламутровое небо, – это необычная девочка. Но внутри себя она чувствовала себя… обычной.

– А ты говорил об этом с родителями? – спросила Сигма. – О том, что мир похож на механизм?