– Раздевайся, – сказал Мурасаки.

Сигма нервно засмеялась.

– Что смешного? – не понял Мурасаки, стягивая с себя куртку. С каждым движением на пол выплескивался очередной фонтанчик воды.

– Представила, как нас завтра утром встречает Вайолет и спрашивает, как мы провели ночь, – Сигма не переставала смеяться. – И я ей отвечаю – для начала Мурасаки приказал мне раздеться. А потом мы всю ночь вытирали воду с пола и сушили одежду.

– Я тебе ничего не приказывал, – буркнул Мурасаки. – Можешь так и стоять в мокрой одежде всю ночь, если хочешь. Потому что дальше порога в мокрой одежде я тебя не пущу.

– Куда делось твое чувство юмора? – спросила Сигма, снимая обувь и стаскивая парку. – Смылось дождем?

Они стояли друг напротив друга, у Мурасаки в руках все еще была его куртка, у Сигмы – парка. И с них обоих по-прежнему стекала вода.

Мурасаки нехорошо щурился, глядя на Сигму.

– Слушай, лично мне не до смеха. И не до шуток. Нам надо быстро переодеться в сухую одежду и каким-то образом пережить эту ночь.

– О, – сказала Сигма, – мы можем поругаться так, что тебе на меня даже смотреть не захочется.

– Не сомневаюсь в твоем умении ругаться. Но предпочел бы обойтись без ссор. Подожди, я сейчас.

Он сунул Сигме в руку свою куртку, прошел вглубь дома, оставляя за собой дорожку из мокрых следов, потом вернулся с тазом, отобрал у Сигмы обе куртки и бросил в таз.

– Иди в душ, а я тут разберусь с водой и лужами. Я оставил тебе полотенце и свою пижаму.

Только в ванной комнате, увидев себя в большом зеркале, Сигма поняла Мурасаки. Она вымокла вся, целиком. Рубашка и брюки облепили ее так плотно, как будто были второй кожей. Видны были даже швы на белье. Сигма покраснела. Мда. Тут уже можно и не раздеваться, никаких секретов практически не осталось. На месте Мурасаки она бы тоже психанула. С другой стороны, вот сейчас у них точно не было никакого другого выхода – добежать к себе она бы не успела. И ей еще очень повезло, что она возвращалась домой не одна, а то сидела бы всю ночь в студенческом центре.

Когда Сигма вышла из душа, пол был уже сухим, а сам Мурасаки уже переоделся в домашний плюшевый костюм в мелкую шахматную черно-фиолетовую клеточку. Сигма с завистью смотрела на его одежду. Костюм выглядел более теплым и менее скользким, чем ее пижама. Сигма завернула слишком длинные штанины, но они то и дело норовили развернуться обратно. Рукава тоже доходили до кончиков пальцев. И это было ужасно неудобно. Но просить у Мурасаки другую одежду было бы еще неудобнее.

– Я отправил наши куртки в сушилку, и она считает, что они высохнут только к утру, – как ни в чем не бывало сказал Мурасаки. – Уступаю твоей одежде почетное право первой побывать в моей стиральной машине. Можешь ее туда забросить. Ты разберешься сама? Или тебе помочь?

Все коттеджи были одинаковыми, как и вся техника в них, так что Сигма легко нашла мини-прачечную. Мокрая одежда Мурасаки была сложена в корзину, и Сигма почти не задумываясь рассортировала – брюки к брюкам, белье в бельевой отсек, а рубашки и футболки – в третий. Она выставила режимы, нажала пуск и только потом сообразила, что наверное, Мурасаки не порадуется, что она трогала его одежду... Всю его одежду. Она бы точно не обрадовалась.

– Есть проблема, – сказала Сигма, заходя в комнату. – Я поставила нашу одежду стираться вместе. Но если ты против, только скажи, я остановлю стирку и разберу обратно. Вдруг у вас есть приметы, что тот, кто видел чужие трусы сможет читать чужие мысли или видеть чужие сны.

Мурасаки засмеялся.

– Я так и думал, что тебе захочется посмотреть на мои легендарные трусы.

Сигма пожала плечами.

– Не могу сказать, что я их рассматривала. Просто бросила в бельевой отсек.

– Здесь должна быть шутка, что моим трусам повезло больше, чем мне, – фыркнул Мурасаки. – Но я считаю, что мне тоже очень повезло. Я собираюсь заварить чай, а еще у меня есть мед и замороженные булочки. Если их разморозить в печке, они даже похожи на свежие. Будешь?

– Только если за компанию. Мы же недавно ужинали.

– После пробежек я всегда очень голодный.

– Учту на будущее, – пообещала Сигма.

Она забралась на стул, поджав ноги под себя, и смотрела, как Мурасаки возится с булочками, чашками, медом. С улицы больше не доносилась ни рева, ни грома, и Сигма слышала только уютные кухонные звуки – позвякивание посуды, звонок таймера на печке, когда разогрелись булочки, шум закипающего чайника. Впервые за последние дни Сигма почувствовала себя спокойно. Может быть, конечно, дело было в прекрасных результатах теста. Да ладно, кого она обманывает? Дело было во всем одновременно – и в том, что она решила почти все задачи, и в том, что она снова видит Мурасаки и что как минимум до утра не надо никуда идти, не надо думать про учебу и можно просто расслабиться.

Мурасаки поставил на стол блюдо с булочками, непривычно большой чайник с чаем, плошку с густым белым медом, как будто состоящим из крупинок, и две небольшие чашки на блюдцах – тонкие-тонкие, словно из бумаги. Улыбнулся, налил чаю в обе и одну придвинул Сигме. Этот чай был желтовато-зеленым, с изумрудным оттенком. Сигма никогда такого не видела.

– Тебе может не понравится. Говорят, это или любовь с первого глотка, или отвращение на всю жизнь.

Сигма с интересом поднесла чашку к губам и вдруг отставила.