Одно было хорошо: если в «Занозе» встретятся старые знакомые, в таком виде опознать нас не смогут. А одноклассники всё равно в банкетном зале.

Им и не видно.

– Помнишь, Калинина, уроки физкультуры? Эстафета «Тачка». Только у нас порно-тачка! – сказал я и подхватил её бедра так, что она была вынуждена упереться руками в пол, выронив из блузки грудь третьего размера.

Как раз вовремя: от мощного рывка дверь распахнулась, явив нашу с Иркой инсталляцию миру, состоящему на тот момент из четвёрки мужиков, собравшихся возле туалета.

Алкаши примирительно подняли руки вверх и расступились. Ещё бы. Я на их месте вообще бы обосрался, не доходя до кассы.

– Пропустите, человеку плохо! – заорал я, подталкивая Ирку вперёд. – Пошла, пошла, родимая!

И Калинина пошла… Высоко задирая ладошки, отчаянно болтая сиськами, она паровозила на руках по «Занозе», как детёныш морской игуаны, несущийся по песчаному пляжу, спасаясь от коварных змей. Я за нею со спущенными штанами семенил пингвиньим шагом, крепко прижимая бёдра Калининой к себе, опасаясь разорвать нашу связь путём нанесения ущерба своему мужскому хозяйству.

Дискавери, блядь, ченнел.

Так мы выбрались на танцпол и почесали на выход. Мне показалось что музыка смолкла при нашем появлении, ибо было слышно, как елозит пряжка моего ремня и бодро шлёпают по грязному полу ладони Ирки. Никто нам не мешал, в «Занозе» происходил массовый сеанс исцеления от пьянства, но я на всякий случай покрикивал: «Это ограбление!», «Осторожно, ведро с краской!», «Всем песдец, товарищи, радиация!» и «Дорогу президентскому кортежу!». Последнее я произнёс уже в дверях.

Выход, две ступеньки вниз, по снегу к такси. Калинина поскользнулась, упала лицом в снег. Я обернулся. Протрезвевшие посетители «Занозы» толпою вывалили на крыльцо и смотрели нам вслед. Радиация, ясен хуй.

– Всем бухло за мой счёт! – проорал я напоследок, не разглядев в толпе одноклассников, и помотал чулком на голове. Никто даже не шелохнулся.

Ирка восстановила равновесие, и мы таки добрались до такси, где, проявляя чудеса эквилибристики, всунулись на заднее сиденье. Побег от ненужной славы удался.

– А… чё?.. – проснулся водитель.

– Шеф, гони, не бойся! – попросил я.

– Да я не боюсь, – обиделся водитель и вырулил на дорогу, – ипотека, микрозаймы, алименты. Я вообще ничего теперь не боюсь.

– Гагач! – глухо позвала меня Ирка.

– Что, Калинина?

– Ты кончил… Вытаскивай.

И на самом деле, пока мы бежали, там всё заработало как надо. Процесс прошёл незаметно, как это бывало со мною по пьяни не раз. И не два, если уж честно.

– Извини, Калинина! Я… Это…

– Не волнуйся! У нас с мужем уже семь лет не получается. И дело не в нём… – Калинина сжалась на заднем сиденье в комочек и заплакала, отходя от пережитого шока.

– Извините, ребята! – вмешался водитель. – Раз вы потрахались, то плюс штука! У меня такая такса…

Через девять месяцев у Приориных-Калининых родилась дочка.

– Надеюсь, не Ладой назвали? – набрал я как-то Ирку.

– Гагач!!!

– Что?

– Иди ты на хуй, Гагач!

– На двадцать лет приедешь?

– Может быть… – сказала Калинина и сбросила вызов.

«То-то принц удивится, то-то принц поразится, что ему придётся снова жениться…»

Минск-Пассажирский. Бабье лето

«Минск-Пассажирский, Москва – Петушки, архипелаг ГУЛАГ – как много мест и направлений с такими романтичными названиями, – думал я. – Вот бы побывать везде!»

«Увага! Электрычка до Орши пройдзе з другой платформы другога шляху», – объявил диктор, погружая меня в непривычную, но приятную уху языковую среду.

– Это значит – второй путь, вторая платформа, – объяснила Вера, заметив моё изумление.

Я приехал в Беларусь сватать невесту. Веру родня не отпустит абы к кому, ясен перец. Нужно было показать себя с лучшей стороны, чтобы строгая комиссия из родственников доверила мне сокровище на экспорт.