Состояние Карла, казалось, не улучшалось, а даже наоборот, ухудшалось, но, возможно, это было из-за того, что я так внимательно наблюдала за ним и так беспокоилась за него. Каждый день он возвращался домой из школы всё позже, и другие дети рассказывали мне, что он проводил время, слоняясь по дешёвому магазинчику, мимо которого ходил по дороге домой, листая комиксы, выставленные на витрине, опуская монеты в автомат, чтобы посмотреть, как катятся шарики, и жуя жвачку.

Дома он бездельничал, стараясь вообще ничего не делать, насколько это возможно для человека. Он не отходил от телевизора, но не обращал на него внимания. Если я делала какие-нибудь замечания относительно передачи, он говорил только: «А? Я не смотрел» или «Я не слышал». Но если я выключала телевизор, он обижался. Он сидел, уставившись в свои школьные учебники, по полчаса или около того, не переворачивая страниц и не прикасаясь к ручке, а потом говорил: «Готово» — и шёл в который раз листать короткие детские комиксы, совсем не улыбаясь, только время от времени зевая.

Было трудно заставить его есть за столом, и, хотя он постоянно жевал резинку, его, казалось, не интересовало ничто съедобное, даже конфеты. Это было очень трудное время для меня, моя дорогая. Я пересчитывала деньги в кошельке два или три раза в день и почти ежедневно обнаруживала пропажу мелочи. Но когда я клала ему деньги на карманные расходы каждое субботнее утро, он часто не утруждал себя тем, чтобы забрать их и положить в карман. Обычно кто-нибудь из других детей бежал за ним и отдавал их ему.

Такое положение вещей продолжалось более двух месяцев. Затем Профессор сказал мне, что можно перестать давать ему снотворное и посмотреть, что произойдёт.

Две ночи спустя в моей комнате зазвонил колокольчик, и я мгновенно вскочила с постели. Я не раздевалась, потому что опасалась, что может случиться что-то в этом роде. Конечно же, Карл медленно спускался по лестнице, и его тень нетерпеливо подпрыгивала впереди него.

Они прошли через гостиную. Его тень упала на мою сумочку, и когда они двинулись дальше, кошелёк был широко раскрыт и все монеты исчезли, хотя бумажные деньги остались.

Мне показалось, что что-то изменилось. Но это была перемена к худшему. Карл хотел пойти дальше, но тень заставила его остановиться у забора. Он опять попытался пройти дальше, но тень ухватилась одной рукой за забор и не позволила ему сдвинуться с места. Затем Карл достал из кармана кусочек мела и начал делать пометки на заборе, и так он пошёл дальше, а колеблющаяся горизонтальная меловая линия на заборе отмечала его продвижение. Они подошли к парковке, обсаженной цветами, и тень опустилась на колени и принялась тянуть Карла за руку, пока он тоже не опустился на колени. Он обрывал головки цветов, по одной за раз, отрывал лепестки и разбрасывал их по дорожке.

Это бесцельное, неугомонное безделье проявлялось и раньше, но с гораздо меньшей интенсивностью.

Затем тень Карла потащила его к маленькому дешёвому магазинчику, где он проводил так много времени после школы. Вы, наверное, можете представить мои чувства, когда он взял камень, разбил витрину и пролез внутрь. Он довольно сильно порезался о разбитое стекло, но не обратил на это внимания. Вместо этого он подошёл к прилавку с жевательной резинкой, взял несколько пачек и начал запихивать себе в рот жвачку, даже не сняв обёртки.

А сирены сигнализации ревели так, что вполне могли оглушить человека, но Карл не обращал на них никакого внимания. Я не знала, что делать. Где-то вдалеке взвыла полицейская сирена и стала приближаться. А Карл тупо бросал пятицентовики в автомат и смотрел, как катятся шарики, не обращая внимания ни на какой шум.

Я собиралась сама влезть в окно, но, понимая, что полиция уже в пути, подумала, не арестуют ли и меня тоже, и заколебалась. Затем я решилась и как можно осторожнее пролезла сквозь окно, как раз в тот момент когда подъехала полицейская машина. Я помахала им рукой и стала ждать.

— Это мой сын, — прошептала я первому офицеру, подошедшему ко мне. — Он ходит во сне или что-то в этом роде. Я последовала за ним, но не осмелилась разбудить… о, пожалуйста, будьте осторожны!

Оба офицера переглянулись и, конечно же, затем увидели мальчика, не обращавшего внимания на ситуацию, в которую он попал.

— Наверное, спятил, — сказал один другому.

Они забрались внутрь через окно, и старший из них подал знак второму встать с другой стороны от Карла, держась на расстоянии и наблюдая за ним. Карлу надоели шарики, или закончились монеты, или им снова овладело беспокойство, поэтому он подошёл к журнальному прилавку и начал рвать журналы на мелкие кусочки, бегло просматривая каждый из них.

— Я заплачу, — настойчиво шептала я полицейским. — Я заплачу за всё это…

А крадущиеся полицейские всё ближе подбирались к Карлу.

Ну, конечно же, я должна была догадаться, что Профессор будет наблюдать за моим домом. Он появился в окне, запыхавшийся и полуодетый, и я никогда в жизни не была так рада кого-либо видеть, как его в тот момент. Мне показалось, что полицейские тоже обрадовались.

— Пришлось сбегать за лекарством, — выдохнул Профессор. — Мой пациент, инспектор. Самый тяжёлый случай лунатизма — повезло, что вы не стали задерживать его.