Он пытался рассказать сыну о своей работе, об интервью, методах их получения, но не обнаружил интереса.

Расспрашивал Роя о его друзьях и даже предложил пригласить одного-другого на обед.

— Ну, все очень заняты…

— Не надо готовиться заранее, просто позвони мне.

— Ага, я подумаю.

Решив, что Рой мог истолковать его интерес как вмешательство, Дэн решил вести разговор о нейтральных вещах. Они молча вошли в ресторан, и только там Рой признал:

— Знаешь, здесь неплохо.

Дэн согласился, сказав, что по расположению, сервису и кухне этот ресторан превосходит в Иерусалиме многие другие.

Обсудив меню, они ели почти молча. Когда подали десерт и кофе, Рой заметил:

— Я звонил тебе прошлым вечером, сказали, что ты уехал в Тель-Авив.

— Да, я уезжал на пару дней. Боб Чизхольм устраивал вечеринку. Он — глава местного отделения «Ассошиэйтед Пресс».

Рой не слушал, но Дэн продолжал, чтобы заполнить паузу.

— Когда мы приехали, я позвонил в «Шератон» и спросил, найдется ли для меня номер. Конечно, как всегда, все было занято, но я связался с менеджером Филом Бэйлином, и тот обещал что-нибудь придумать. Так что я смог пробыть там пару дней.

— Угу.

— Вот это город! — продолжал Дэн. — Никогда не знаешь, кого встретишь. Поздно вечером, вернувшись в отель, кого, ты думаешь, я увидел? Альфреда Нордкота из Би-би-си. Два года назад я был в Лондоне, жил в его квартире, а он был в Испании.

— Ага.

— Это меня не удивило. За то время, что я шел от стойки администратора до лифта, я встретил троих знакомых. Первым был полковник Жиран, с которым я встречался в Париже шесть лет назад. Он узнал меня, подошел, и мы поболтали. А в это время к нам присоединился Боб Чизхольм — тот, кто устраивал вечеринку. Затем я пошел к лифту, жду, и вдруг слышу: «Ми-и-истер Стедман»… Оборачиваюсь — и вижу Ольгу Рипеску. Я ее тут же вспомнил: несколько лет назад я делал материал о румынском балете. Большая часть касалась прима-балерины, хореографа и менеджера, но беседовал я и с молодыми танцорами, в том числе с ней. Она приехала с балетом, теперь сама стала примой. И она меня вспомнила!

— Фантастика.

Дэн не знал, как понимать эту реплику, и предпочел пропустить ее мимо ушей.

— В американском посольстве на следующей неделе вечер, — продолжал он. — Меня пригласили, могу провести и тебя, если хочешь. Там обычно бывает много хорошеньких девочек из разных дипломатических ведомств.

— Евреек?

— В основном.

— Понятно, — кивнул Рой. — Ты хочешь, чтобы я встречался с еврейкой.

— Из того, что ты мне рассказал, следует, что это неплохая идея, — заметил отец. — Да, я хотел бы, чтобы ты встречался с еврейскими девушками и парнями.

— Так я и думал. Ты опять хочешь управлять моей жизнью, — с горечью бросил Рой.

— А для чего еще нужны отцы? — весело спросил Дэн.

— Никто не имеет права вмешиваться в чью-то жизнь. Я — личность, и имею право жить так, как хочу. Я буду сам выбирать друзей и делать то, что захочу, — с жаром заявил юноша.

— Слушай, Рой, нам обязательно каждый раз ссориться?

— Просто не пытайся руководить мной, и все будет хорошо. — Сын встал. — Ой, уже поздно, а завтра экзамен.

В номере отеля Дэн снова вспоминал весь вечер. Что такое с этой молодежью? Все, что ни скажешь, они толкуют по-своему. Как с ними говорить, чтобы они слушали и отвечали по-взрослому?

Он вспомнил строчку из письма, полученного утром от сестры из Барнардз Кроссинг: «Хотя он здесь работал больше шести лет, он никогда не был популярен в общине, разве что у молодежи до двадцати лет, а они не участвуют в выборах». И поискал в ящике стола предыдущее письмо, где она указала адрес ребе Смолла.

— Это книга мнений израильтян — не официальных лиц и не больших шишек, а людей с улицы: евреев, арабов, мужчин, женщин, молодых и старых, — с увлечением говорил Стедман. — Видите, ребе, когда говоришь с официальным лицом, получаешь официальное мнение, которое уже звучало в прессе. А когда говоришь с простыми людьми, видишь всю ситуацию изнутри.

— А как вы это делаете? — спросила Мириам. — Останавливаете людей на улице?

— Иногда, миссис Смолл, но я им не говорю, что беру интервью, я действую осторожнее. Вот идет человек по улице, и я спрашиваю, как пройти туда-то (а это как раз в его сторону). Обычно мне отвечают, что идут туда же, и я присоединяюсь. Мы начинаем говорить, и если становится интересно, я включаю свой магнитофон — он управляется из кармана, и люди его не замечают. А вернувшись к себе, я все помечаю, так что могу на досуге все разобрать и записать.

— Вы интервью ведете на английском или на иврите? — спросил ребе.

— На иврите, идиш, английском и даже французском. Мой идиш безупречен, французский неплох. Разговорный иврит тоже недурен, я здесь бывал уже десятки раз. Последний раз — не больше года назад. Так что все идет вполне сносно, за исключением одного случая — мне попался интеллигент, который говорил слова, которых я не знал. Но в чем преимущество магнитозаписи? В том, что я могу слушать все несколько раз и искать нужные слова в словаре.