— Много вы знаете про арабов, особенно про террористов! — фыркнула Гиттель. — Не говорите мне, что им был нужен старик-торговец!

— Ладно, не буду, — добродушно согласился ребе.

Тетушка подозрительно взглянула на него и повернулась к Мириам.

— Когда произошел взрыв, Сара лежала в постели и спала. Разве это не выведет из равновесия женщину, которая последние десять лет нездорова?

— Так потому она ложится в больницу? — спросила Мириам. — Так говорит врач?

— Врач! Я ничего не имею против доктора Бен Ами, но он всего лишь мужчина. Он понимает и сочувствует, но он не знает женщин. Я сказала Авнеру прямо в лицо: «Если хочешь, чтобы жена поправилась, поищи другую работу». И ему нечего было ответить.

Зазвонил телефон, Мириам сняла трубку. Дэн Стедман приглашал их поужинать в «Царе Давиде».

— Мы бы рады, но приехала тетя Гиттель из Тель-Авива…

— Берите и ее.

— Минутку, — она прикрыла трубку рукой. — Дэн Стедман, наш друг, приглашает поужинать в «Царе Давиде».

— Идите, я посижу с Джонатаном.

— Нет, он просил привести и тебя.

— Я не знаю…

— Хороший человек, и неженатый, — сказал ребе.

Гиттель испепелила его взглядом.

— Ну что, Гиттель? Пойдем, пожалуйста.

— Ладно, что я теряю…

Мириам заговорила в трубку:

— Все в порядке, мы придем. А что за повод?

— Особого повода нет, но скоро я возвращаюсь в Штаты…

— Правда? Случилось что-то непредвиденное?

— Расскажу, когда придете.

Заместитель декана отделения иностранных студентов аккуратно сложил кончики пальцев обеих рук и медленно кивал, слушая Стедмана. Он ни на минуту не поверил словам собеседника, что сын его тоскует по дому и хочет вернуться в Америку. У него уже был опыт общения с родителями — американцами, которые забирали из университета детей. Обычной причиной был роман, а то и намерение жениться на совершенно неподходящей, по мнению родителей, особе. А в прошлый раз приходил негодующий ревностный сионист, чья дочь захотела остаться в стране и вступить в киббуц.

— Кто может сказать, где образование лучше, мистер Стедман? — примирительно спросил он. — Сюда приезжают студенты со всего мира, в основном из Америки. Неужели наши преподаватели лучше? Да нет, не лучше, чем в Америке или других развитых странах. Тогда что проку учиться здесь? Прок не в том, что они получают в аудитории, а в том, что их окружает, в здешней жизни.

Получив от Майка Донехью гарантию, что все улажено, Дэн вернулся в Иерусалим, чтобы подготовить Роя к отъезду в Штаты, но нашел только записку, что тот уехал на пару дней к друзьям и позвонит перед возвращением. Желая ускорить отъезд, Дэн пошел в университет узнать, что следует оформить.

— Я понимаю, — кивнул Дэн, — но прежде всего я хочу узнать, как обстоят дела с зачетами и прочим.

Замдекана улыбнулся и развел руками.

— Мы не можем ставить зачет по тем предметам, по которым ваш сын не сдал экзамены, но в отношении экзаменов можем проявить гибкость. Студент может их сдать в течение всего года. Приходится на это идти, ведь многих в середине года призывают в армию.

— Но ему ничего не зачтется для получения диплома в Ратхерсе?

Замдекана медленно покачал головой.

— Значит, он зря потерял год; и не получил даже новых впечатлений — не узнал ни здешних людей, ни здешнюю жизнь. У него почти не было друзей…

— Жаль это слышать, мистер Стедман. Вы, кажется, разочарованы, и это отражает чувства вашего сына. Студенту из Америки здесь нелегко, наш курс более жесткий, то есть он требует больше работы, но не в этом дело. Для американских студентов даже не язык главная причина разочарований. Все дело в общем настрое. Мы заинтересованы в иностранцах отчасти потому, что они приносят доллары, которые нам очень нужны. Но мы надеемся, что некоторым из них здесь понравится и они могут остаться, ведь люди нам нужны не меньше денег. Но университет существует не для того, чтобы ублажать иностранных студентов — есть ведь и наши. Они в среднем старше американцев года на три, это срок службы в армии. А в этом возрасте три года — большая разница. К тому же в армии они быстро взрослеют. Для них учеба — это не отдых перед тем, как устроиться на настоящую работу, а сама работа. Большинство из них уже работает и после занятий спешит на службу. У нас тут нет братств, мистер Стедман. — Он встал со стула и обошел стол спереди, как бы устраняя барьер между ними.

— И все же братство существует, это армейское братство. И постороннему войти туда так же сложно, как и в самый элитный клуб у вас на родине, потому что жизнь наших студентов зависит от этого. Они не хотят дружить ни с кем извне. То же самое и у студенток: все они достигли брачного возраста, и им разумнее общаться с израильтянами — ведь это может кончиться свадьбой, — чем с иностранцами, которые хотят дружить, пока они здесь, но в конце концов все равно уедут. Все это для американских студентов создает проблемы.

— Почти безнадежные, — заметил Дэн.

— Не совсем, мистер Стедман. Некоторые приезжают сюда с определенной целью, из религиозных или национальных соображений, и им достаточно просто быть здесь. Они осваиваются, учат язык, вливаются в жизнь страны. Многие даже остаются.

— Ну, у Роя нет ни религиозных, ни национальных соображений, — сказал Дэн. — Лично я симпатизирую Израилю, но не вхожу ни в какие сионистские организации.

Замдекана кивнул.

— Что возвращает нас к началу разговора. Как узнать, где лучше учиться? Возможно, ваш сын, прожив несколько месяцев среди серьезных и целеустремленных молодых людей, даже не участвуя в их жизни, изменится сильнее, чем если бы нашел здесь копию Америки. Сейчас он может быть разочарован, но вспоминать про это станет с восхищением. А когда он повзрослеет и для него не так важны будут развлечения, сможет мысленно вернуться к этой жизни, как к примеру.