— Все в порядке. Но здесь я бессилен.

Стедман поднял глаза.

— Почему? — Он знал, но хотел поговорить.

— Брось, Дэн. Раньше на него ничего не было. Дружил с арабом — ну и что? Многие американские студенты, да и еврейские, дружат с арабами. Был рядом в момент взрыва — но нашлось правдоподобное объяснение. Никаких скрытых или открытых действий полиция не предпринимала.

— Но они задержали его паспорт.

— Нет, это не так. То есть и ты, и я, и они сами знают, что задержали, но официально он просто утерян.

— Да.

— Но сейчас его поймали на переходе границы, — вздохнул Донехью. — Это преступление в любое время и в любой стране. В стране, где идет война, — это серьезное преступление. А если это переход на сторону противника, то очень серьезное.

— Но он не знал, что переходит границу! — вскричал Дэн.

— Это я тебе так сказал, — поправил Донехью. — Он сказал, что Абдул пригласил его в дом дяди на какой-то большой праздник. Вот они и поехали на север к дяде, а когда почти доехали, то пошли пешком, чтобы срезать. И Рой не очень четко объяснил, почему они вышли из машины: то ли кончился бензин, то ли Абдул угодил в канаву. Согласись, Дэн, все немного надуманно. Твой парень вообще должен быть в университете. А он бросает машину и идет через лес — черт побери, он же не мог не знать, что находится рядом с границей.

— А зачем ему это знать? Держу пари, он там никогда не был, а если за рулем сидел другой, Рой вообще мог заснуть.

— Хорошо, но он быстро прозрел, когда их окружили израильские солдаты. — Донехью склонил голову набок и подумал. — Странно, что их там оказалось так много.

— Думаешь, это ловушка?

— Может быть. Меня бы это не удивило. Во всяком случае, твой парень впервые проявил здравый смысл: остановился и поднял руки вверх. Араб попытался бежать и получил пулю.

— Убит?

— Нет, попали в ногу. Думаю, он им нужен для допроса.

— И конечно, он все свалит на Роя, — горько бросил Дэн.

— Не обязательно. Зачем это ему? Себе он не поможет, да и во всем быстро разберутся. Все это напоминает методы «Шин Бет». Вряд ли они слишком тревожатся за переход границы. Мне кажется, это исходит из Иерусалима, полагаю, они ищут связь со взрывами. А если в них обвинят твоего сына, это будет обвинение в убийстве. Мне жаль, Дэн, но не стоит преуменьшать тяжесть ситуации.

— Да, не стоит, — вяло протянул Дэн.

— Лучше нанять адвоката.

— Ни за что. Ты понимаешь, что это будет значить для Роя, даже если адвокат его вытащит? Араб — герой среди своих, даже евреи это понимают. Но американец, да еще еврей! Как ему жить дальше, представляешь? Нельзя, чтобы он предстал перед судом. Ты должен помочь.

— Не глупи, Дэн. Адвокат…

Стедман молча кивнул.

— Если будет хуже, я найму адвоката. Но сначала… я затем и пришел к тебе.

Донехью встал и налил себе выпить.

— Если это убийство, я ничего не смогу сделать. Даже сам посол не сможет. Нельзя обратиться в правительство суверенной страны и заявить: этот человек убил одного из граждан, но я хочу, чтобы его отпустили.

— Да, ты прав.

— Тогда…

— Слушай, ты можешь узнать, кто этим занимается в Иерусалиме?

— Думаю, смогу, — кивнул Донехью. — А зачем?

— Не знаю. Попробую увидеться с ним и убедить, а что еще?

— Я попробую.

Стедман поднялся и направился к двери.

— Дэн…

Стедман остановился.

— Ты уверен, что он невиновен?

Дэн поколебался.

— Не знаю. Я не хочу об этом думать. — Он повернулся, чтобы идти, затем опять остановился. — Понимаешь, я совсем не знаю своего сына.

Хотя в ежемесячнике «Хаолам» печатались статьи о науке и политике, а также были постоянные рубрики о новинках литературы, искусства и моды, все же он считался иллюстрированным журналом. Фотографии не только сопровождали статьи, они сами по себе были достаточно драматичными, а иногда просто шокировали. И хотя ажиотаж, вызванный взрывом на улице Мазл Тов, уже улегся, обложку очередного номера «Хаолам» украсил снимок Мевамета, лежащего на полу гостиной.

Это было сделано не для того, чтобы вновь поднять интерес к делу; на второй странице в выходных данных поместили всего несколько строк с подписью. Нет, фотографию напечатали, потому что кадр получился уж очень удачный. Мевамет лежал на левом боку в позе эмбриона. Правая рука, протянутая вдоль тела, сжимала бутылку с бренди. Открытые глаза смотрели в пустоту, а с правого виска стекала струйка крови. У фотографии был необычный ракурс — вровень с бутылкой, и человеческая фигура в результате получилась сильно укороченной. В самом низу фотографии дно бутылки отливало радугой, на ней лежал указательный палец убитого, направленный прямо в объектив, а ладонь его сжимала горлышко. Мало того, в центре снимка оказалось запрокинутое лицо мертвеца с открытыми глазами.