– Понимаешь, дело в том, что даже моей маме приходится врать друзьям о том, где я работаю. Послушать ее, так бариста хуже проститутки. Может, в чем-то она и права, конечно: секс-работникам, по крайней мере, чаевые побольше оставляют, и можно на дому работать. – Я снова смеюсь, но уже как-то истерически. Приходится хлебнуть воды, чтобы успокоиться.

– Божечки мои, – бормочет Лара, помолчав. – Ну, по крайней мере, из этого потом неплохой роман получится.

Мне так стыдно, что хочется уткнуться лицом в стол и не поднимать головы до конца беседы. Я и сама знаю, что язык мой – враг мой, но не всегда умею вовремя заткнуться.

Официант приносит наш заказ, и я приятно удивлена, разглядев, во что ткнула пальцем. Это куриный салат с милыми съедобными цветочками, так и тянет его сфотографировать – правда, не уверена, что это уместный ход на деловой встрече. Впрочем, я так и не поняла, насколько он вкусный, этот красивый салатик: из-за волнения я поглощаю его так быстро, что не успеваю толком распробовать.

– Что ж, Элоди, – Лара прокашливается и наливает себе вина в бокал, – раз так, давай поговорим про «Целующиеся скалы». Мы получили ответ от «Харриерс».

Сердце в груди екает. Вот он, тот самый момент, которого я так ждала. Жаль, что нельзя нажать на «паузу», чтобы немного отдышаться. У меня так дрожат руки, что приходится спрятать их под стол и крепко сжать между коленями. «Ну воздайте же мне должное, – умоляю я мысленно. – Пожалуйста, воздайте должное моему жизненному выбору».

В воздухе разливается такое напряжение, что становится трудно дышать, как будто перед грозой. Все, о чем я мечтала, – прямо передо мной, так близко, что можно рукой дотянуться.

– Хочешь, зачитаю тебе письмо вслух?

Я киваю. Никогда, никогда в жизни я ничего не желала так отчаянно, как этого договора на публикацию. Ради себя. Ради Ноа.

Лара вынимает телефон и принимается пролистывать сообщения. Сердце у меня так колотится, что пульсация ощущается где-то в пальцах.

– Так вот, – начинает Лара, и я выпрямляю спину. – Дарси пишет: «Прошу прощения за такую большую задержку с ответом. Книга Элоди мне безумно понравилась – и персонажи очень грамотно проработаны, и описания совершенно фантастические, очень остроумные и пикантные, и язык у нее замечательный».

Невольно расплываюсь в улыбке. Чудесно, просто чудесно. Я так счастлива, что, кажется, вот-вот взлечу, поймаю восходящий поток, как воздушный змей, и поднимусь в небеса, не сдерживаемая ничем, кроме тоненькой веревочки, и буду парить там и парить, а все мои страхи останутся ползать внизу, точно мелкие букашки.

– «Однако, – продолжает Лара, – я не уверена, что эта книга нам подойдет: она получилась слишком похожей на другой роман, выпущенный нашим издательством, под названием “В глубине души”. К тому же, если говорить в целом, у рукописи Элоди нет тех крючков, которые могли бы зацепить сегодняшнего читателя. Нынче высокий спрос на истории, основанные на реальных событиях, более жесткие и мрачные, а мы и так уже издали порядочное количество легких романтических историй, поэтому еще одна нам, пожалуй, ни к чему. Если Элоди напишет что-нибудь другое, мы с удовольствием рассмотрим ее рукопись».

Веревочка обрывается, ветер умолкает, и я шлепаюсь на землю с такой силой, что аж зубы клацают.

Лара убирает телефон в сумочку и внимательно смотрит мне в глаза. Я не хочу показаться слабой, нужно принять вид решительный и профессиональный, поэтому все силы уходят на то, чтобы сохранить равнодушное выражение лица, хотя под столом я так сжала кулаки, что ногти больно впились в кожу ладоней.

– Мне очень жаль, Элоди, – говорит Лара сочувственно, – все эти отказы действительно болезненны, но, с другой стороны, все редакторы очень хвалят тебя и подбадривают. А то приходит иногда ответ, а там три слова: «Не годится, спасибо». А тут пусть и отказали, но дали весьма полезные разъяснения.

Я молча киваю, как болванчик. Где-то в груди ворочается что-то большое и тяжелое – отчаяние, наверное. Лара смотрит на меня в упор, ожидая хоть какой-то реакции, но в душе у меня лишь опустошение и шок. Даже нелепо: я ведь знала, что с огромной долей вероятности провалюсь, как мне и твердили со всех сторон. Знала – но и это не конец света, верно? Совсем не конец. Я отхлебываю еще воды и, наконец-то проглотив подступивший к горлу ком, хрипло спрашиваю:

– Так, и что теперь делать?

Лара улыбается – с некоторым облегчением. Судя по всему, ей доводилось иметь дело с истериками отвергнутых творцов, и мне приятно осознавать, что я не из их числа.

– Видишь ли, я и попросила тебя принести сегодня наработки для других книг именно потому, что Дарси дает нам второй шанс.

Я делаю еще один глоток и, наконец-то взяв себя в руки, уточняю:

– Значит, у «Целующихся скал» шансов нет вовсе?

Лара отпивает вина, и я вижу, как она старательно подбирает слова, чтобы подсластить пилюлю.

– Полагаю, сейчас лучше сосредоточиться на новом романе.

Значит, ответ все-таки отрицательный, и мне горько осознавать, что у рукописи, которой я посвятила год своей жизни, нет надежды увидеть свет. Ее выкинули, как пустой пакет от молока. Боюсь, сейчас я все-таки огорчу Лару и разревусь. Она ведь столько времени потратила на мою рукопись, а я не просто провалилась, но еще и агента подвела. Эта мысль заставляет меня скорбно умолкнуть на целую минуту – так сказать, почтить память наших неоправдавшихся чаяний.