– Элоди! – Джек обгоняет меня, преграждая путь. – Я сделал это ради тебя. Из-за всего того, о чем мы с тобой говорили. У тебя нет ни работы, ни денег, ты вот-вот потеряешь жилье, а потом и всех близких, если они узнают о твоем обмане. Как ты собираешься объяснять Флоренс, куда делась книга, которую она попросила посвятить ее сыну?

– А каким образом вот это все может мне помочь? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– В «Харриерс» хотят настоящее преступление – ну так вот им настоящее преступление. Пока все будут думать, что тебя похитили, ты несколько дней проведешь в «Глицинии».

Предложение настолько абсурдное, что я даже не нахожусь с ответом.

– Коттедж пустой. Стоит на отшибе. А потом ты вернешься с историей, подходящей для книги. Очередная хорошенькая блондинка, которой есть о чем рассказать. И тогда за тобой не только «Харриерс» будет бегать, а все крупные издатели до единого.

Я смеюсь, ведь нельзя же нести такую чушь на полном серьезе.

– Помнишь, тогда, в детстве, мы наткнулись на хижину в роще Марли, неподалеку от «Глицинии»? Когда надумаешь найтись, переберешься туда – она находится достаточно близко к коттеджу, чтобы до нее можно было легко дойти, но не настолько, чтобы это вызвало подозрения.

– Ты шутишь, да?

– Проведешь ночь в хижине, а потом выйдешь на шоссе и дождешься первой же машины. А полиции скажешь, что тебя держали в хижине.

– А виноватым окажется тот самый «приятель», которому ты заплатил за нападение?

– Он не должен был причинять тебе боль. – Джек вздыхает. – А ты скажешь, что не знаешь похитителя. На нем была маска, и лица ты так и не увидела. Всего несколько дней, а? Дай журналистам раскрутить твою историю, а потом вернешься и напишешь книгу. И все твои проблемы решатся.

Джек, видимо, думает, что предлагает мне волшебное золотое яблочко, избавляющее от бед, но я-то вижу, насколько оно червивое. Гнилое. Поэтому я качаю головой.

– Полиция непременно выяснит, что это была твоя затея.

– Перед тем, как тебя похитили, я уехал из города и написал об этом в Сети. Никто не догадается, что я причастен к твоему исчезновению, меня ведь даже в твоем районе не было на тот момент. А сегодня я уехал из Лондона, сел на поезд до Кроссхэвена, сошел на полпути, взял машину и поехал за тобой.

Он и впрямь продумал абсолютно все, до последней мелочи.

– Мог бы предупредить меня.

– Ты бы никогда не согласилась на такое. Тебя всегда подталкивать приходится. – Джек снова вздыхает. – Я и хотел, чтобы ты сопротивлялась, тогда не придется лгать полиции про похищение. Достаточно не говорить всей правды о том, что творилось между похищением и возвращением.

Джек говорит уверенно и рассудительно, даже не допуская мысли о том, что я могу возразить, – как будто его план уже благополучно сработал. И эта непоколебимая уверенность в том, что именно так мне и следует поступить, заразительна.

– Ты невероятно талантливо пишешь, Элоди, но талант не имеет значения, потому что рынок так по-дурацки устроен. Думаешь, он только сейчас таким стал? Литературные агенты получают процент от сделки. Ты занимаешь место другого клиента, который, вероятно, принес бы Ларе деньги, а значит, она вышвырнет тебя, если ты не напишешь текст, который она сумеет продать. Ты бросила все ради того, чтобы издать книгу. И тебе просто необходим контракт, чтобы все твои жертвы не оказались напрасными. Сейчас у тебя есть шанс заполучить договор. – Джек берет меня за плечи. – Я верю в тебя. Боже правый, Элоди, ты даже не представляешь, как далеко я готов зайти ради твоего счастья. А как далеко зайдешь ты, Фрей?

Он говорит совершенно серьезно, безо всяких шуток.

– Хватит уже с нас безумных выходок, Джек. Мы давно не подростки.

– Да, мы выросли. Но если вдуматься, чем твоя нынешняя жизнь отличается от твоей жизни тогда?

Я заливаюсь краской от злости и унижения.

– Да пошел ты! – Стряхнув его руки, я направляюсь прочь. Джек не отстает, благо ноги у него длинные и шаги, соответственно, широкие.

– Когда твои родичи узнают, что ты их обманула, ты потеряешь всё, и их в том числе. А если послушаешься меня, получишь всё.

Я замедляю шаг. Лес вокруг как будто сжимается, и весь этот зеленый простор начинает казаться не шире гроба. Джек прав. Я и сама это понимаю. И останавливаюсь.

– А как же мои родители?

– Несколько дней переживаний в обмен на шанс всей жизни. Всего несколько дней. Они же не найдут твой труп в озере на самом деле.

– Они за эти несколько дней с ума сойдут. Я не могу так с ними поступить. И не буду.

– Всю свою жизнь ты чувствовала себя квадратной плиткой, пытающейся втиснуться в круглую выемку своей семьи. Все, что волнует твоих родителей, – это Ада, ее дом и ее муж, иными словами, то, чем можно демонстративно потрясти перед носом у знакомых. И им совершенно наплевать на тебя и твои амбиции, потому что тобой нельзя похвастаться.