Шрифт:
– То есть тут можно под этим предлогом и на азартные игры глаза закрывать и бордель устроить, и наркотики продавать?
– Давайте так, Максим Андреич. Я держал эту ситуацию под контролем. Если бы этот игровой клуб повлек за собой социальные последствия, и я бы увидел, что все близится к тому, что кто-то может проиграть имущество или начать отстреливать друг друга за долги, то вмешался бы. Играли они на фишки, ставили мелочь, азартных среди местного населения нет. Играть закончили, потому что фишки все по домам растаскали, а на деньги им неинтересно. Тут каждый житель получает больше, чем нормальный опер в городе, им бабло девать некуда! На кой еще выигрывать?!! Про бордель и наркотики даже комментировать не буду!
– Виктор Федорович, согласен. Это режимный объект, тут своя специфика. Но все же – это Россия, здесь те же законы как во всей стране. Вы – представитель власти. Можно было не жестко, но как-то мягко разъяснить, что так нельзя. Вам напомнить про меры профилактики преступлений? В конце концов, сообщили бы в полицию – это их юрисдикция, пусть они бы закрыли притон.
– Они тараканьи бега собираются еще сделать, в курсе, да? Тоже азартная игра. Сделаем так. Как откроют, вы, Максим Андреич, придете туда, зафиксируете факт организации азартных игр, а затем сами отправите в полицию сообщение, договорились?
– В чем подвох?
– А никакого подвоха. Полиция сюда возможно приедет (если найдет, конечно, такой поселок), а встречать, коллега, пойдете их вы. И сами объясните, что объект режимный, доступ для полицейских закрыт. Предъявите свои корочки. Дальше, наверное, случится конфуз. Они посмотрят документы и скажут – ой как странно! Сообщение о совершенном преступлении нам отправил некий Боширов-Петров, а теперь некий Боширов-Петров запрещает это правонарушение на месте запротоколировать. Вы случайно не родственники? А если не родственник, то с головой у вас все в порядке?
Неожиданно в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в отделение вошел мальчуган Ешка, с которым Максим познакомился пару часов назад. Офицеры вопросительно уставились на него.
– Там это… – мальчик поморщился, дернул головой и громко чихнул.
– Вот те здрасьте! – едко прокомментировал Исмогилов, – Признавайся, диверсант, тебя враги подослали нас заразить и парализовать работу отделения?
– Да не! – Ешка, судя по всему, был привычен к такой манере общения Исмогилова и нисколько не смутился, – там глава спрашивает по поводу Витька. Собрание же проводить надо. Пропесочить за то, что умер. Вам когда удобно?
– А давай сегодня! – радостно предложил Исмогилов. – Только скажи Зиновию Михалычу, что вместо меня коллега придет. Максим Андреич. Он у нас шибко умный, поэтому на собрании и поприсутствует. Проведет самостоятельно профилактическую беседу с вновьпреставленным. Заодно расскажет о вреде азартных игр, да ведь Максим Андреич? А я на охоту схожу на пару дней. Вот почему-то убить вдруг кого-то прямо сейчас захотелось! Беги, шкет!
– Сколько раз говорить – я не ш кет, а Ешка! – обиженно огрызнулся пацан и убежал.
– Что за собрание, Виктор Федорович? – спросил Максим, когда мальчик ушел, а Исмогилов начал переодеваться в охотничье.
– А я ж говорил, что отношение у местных к смерти спокойное – все равно ведь почти все обратно возвращаются. В виде мертвяков даже удобней – они все такие покладистые, что даже поссорится невозможно. Помогают семье по привычке. Поэтому одно время местные начали суицидом злоупотреблять. Чтоб этот вал смертей прекратить, решили профилактировать это дело. Сейчас после каждой смерти, без разницы естественной ли, от несчастного ли случая, проводят сбор жителей, приглашают нас, представителя мертвяков и коллективно выясняют – не была ли кончина суицидом? Рассказывают, как плохо заканчивать жизнь самоубийством. Общественное порицание выносят, если выясняется, что смерть была спровоцирована или инициирована самим покойником. Собрание в баре проводят, будьте в 20.30, вы ведь бар уже знаете где?
– Знаю. Это все?
– Все. Мне эти собрания уже вот где, – провел ладонью у горла. – А вам, коллега, стоит поприсутствовать. Влиться, так сказать, в местный ритм жизни. И вникнуть в особенности менталитета. Про вред суицида несложно ведь что-то сказать? Ну и отлично! Удачи! Ваш ключ от отделения на столе – не забудьте закрыть.
Исмогилов вышел, но буквально через минуту просунул голову в дверь и добавил напоследок:
– И, кстати, если по вашему сообщению полицейские все-таки приедут в Нежву, а ваши корочки на них не подействуют, то придется, Максим Андреич, согласно инструкции, применить табельное оружие, чтоб не допустить на объект посторонних. Пару мертвяков, учитывая ваш боевой опыт, полагаю, вы сделаете без проблем, да ведь? Инструкции под ключами. Ознакомьтесь внимательно и распишитесь.
– Какое табельное?! – крикнул вслед Максим, но Исмогилов уже скрылся, и добавил уже для себя – Осиновый кол, что ли?!
И принялся за чтение монографии доктора.
История репрессий
На рукописи Антона Павловича ожидаемо стоял гриф «Совершенно секретно» и пометка «ДСП» (для служебного пользования). Она представляла собой, по всей видимости, регулярно пополняемый новыми результатами исследований труд, стопку не сшитых между собой страниц. Некоторые листки были пожелтевшими и старыми, некоторые – совсем свежими. И на тех, и на других встречались заметки, сделанные от руки. Большинство страниц оказались напечатанными либо печатной машинкой, либо на принтере, но попадались и листки с рукописными записями.