Заявление завдомом им. «Ильича» о капитальном ремонте и о предстоящем нам переезде […].

Письмо крестьянина Ивашева из Гудаловки об отчаянном положении вследствие перегибов местных властей и просьба о заступничестве, как будто я обладаю силой, значением!

Поклеп на меня в Указателе литературы Первой русской революции, будто и Дейч Л. Г. в последние годы был в связи с меньшевиками-интервенционистами: это гнусная клевета из лагеря Невского-Анатольева (см. их примечание к книге О. Люботович).

Расстройство вследствие возмутительного отношения ко мне и Эсф[ирь] завдома, отказывающегося перевести нас в лучшее помещение.

Очень удачно следующее место в статье Плеханова о значении террора: «Тогдашние западно-европейские социалисты, с Марксом и Энгельсом во главе, видели в русском терроре блестящее выражение силы революционного движения в России, в действительности же террор был признаком слабости его… Титаническая энергия террористов была поистине энергией отчаяния» (см. «Войн[а»]. Материал[ы], 1925 г., кн. 3, стр. 111).

Там же его признание роли европейских рабочих (115).

История с Б. П. Козминым кончилась в его пользу из-за обломовского поведения Н. А. Муравьева, тянувшего без конца свой ответ на возмутительный отказ этого плута от товарищеского рассмотрения его поведения в данном случае. Оставление без какого-либо ответа его нелепо мотивированного отказа дало основание этому субъекту утверждать, будто даже выбранный мною посредник согласился, что мои «претензии» вздорны. Этим отчасти можно объяснить то, что Ярославский, обещавший сперва организовать дело рассмотрения моих жалоб на редакцию «Каторга и ссылка», затем оставил мое последнее к нему обращение без ответа, велев сдать его в «архив» (см. мое к нему письмо).

После этой истории следующей наиболее крупной является новая и, полагаю, на этот раз — последняя, окончательная ссора с Розалией Марковной Плехановой, все из-за ее возмутительно нелепой претензии являться выразительницей непогрешимого поведения умершего ее «Жоржа» и ее личного, конечно, также. Надеясь «добрым тоном» в личной беседе убедить ее во многих ошибочных ее шагах, что вредно отразилось на выпусках его сборников «Дома Плеханова», я воспользовался каким-то предлогом для приглашения ее побывать у нас в Москве, пред ее поездкой за границу. Но в первые же дни она явно обнаружила желание повести себя иным, чем в письмах своих, образом. Резкий спор, закончившийся ее негодующим уходом, произошел из-за ее нелепой защиты поведения ее приятельницы профессора физиологии Лины Соломоновны Штерн: будучи всегда аполитичной в прошлом, последняя вдруг вздумала примкнуть к коммунистам, взгляды которых ей совершенно чужды. В ее защиту Розалия Марковна нашлась только заявить, что «Лина сегодня может быть большевичкой, а завтра стать католичкой» и т. д., т. к., мол, ей совершенно безразличны любые общественно-политические взгляды и убеждения; и это не в отрицательном для ее приятельницы смысле, а в оправдательном для нее, аполитичной женщины. Меня возмутило это стремление, и я воскликнул: «И это вдова Плеханова!» В, казалось бы, ничего особенно обидного не заключающих в себе словах, Р. М., наоборот, усмотрела такое сильное оскорбление, что, не ограничившись заявлением, будто я сказал глупость, вскочила с гневом с места и быстро удрала. Жена, Эсфирь, по малодушию, плохой сообразительности] и из чувства гостеприимства приняла ее сторону, настаивая на том, ч[то] я должен извиниться, что, конечно, нелепо.

Эррио рассказывает во Франции, тотчас после возвращения из России, о виденном им «блестящем достижении страны во всех областях и особенно по линии просвещения и хозяйственного развития»… На заданный ему вопрос о продовольственных затруднениях в СССР Эррио ответил: «Необходимо остерегаться поспешных выводов. Действительно, я видел женщин, стоящих в очередях за получением керосина. (Только керосина? А за хлебом не видал бесконечных очередей в сотню сажен — по 3 и 4 руб. за кило?). Когда я спросил, как это согласуется с фактом огромного производства нефти в СССР, мне ответили, что в связи с большим урожаем значительная часть нефти расходуется тракторами». (Но почему же зимою до и после урожая во всем СССР было всюду совершенно темно?! Так вмазывали очки в глаза наивного француза не какие-нибудь незначительные лица, а высокопоставленные ответственные представители наш[его] правительства!)

Опровергая клеветнические (?) вымыслы (?) буржуазной печати о «нищенстве на Украине», Эррио заявил, что он везде на Украине встречал трудолюбивое население (подчеркнуто в газете. «Трудолюбивое», но было ли оно сыто? Слыхал ли он о продаже там не только кошачьего, собачьего и т. п., но также и человеческого мяса и о людоедстве?)

Подводя итоги своим впечатлениям, Эррио сказал: «Если спокойно и беспристрастно следить за развитием СССР, то можно заметить, что он идет к тому, чтобы стать такой же экономически сильной страной, как САСШ» («Правда», сент. 15-го 1933 г.).

Последнее соображение мне также кажется возможным при некоторых обстоятельствах, а именно — отсутствии интервенции, сокращении огромных совершенно излишних расходов на разные сооружения, содержание малокачест[венных], а то совсем ненужных, учреждений и т. п.

Как бы то ни было, но я от души желаю всякого рода успеха, каковой и теперь признаю во многих отраслях как общеобразовательных, культурных, здравоохранении, так и в производственно-промышленных. Хуже всего, по-моему, обстоят организация обложения населения и борьба с так наз. «раскулачиванием» («ликвидация кулака на почве всеобщего колхозничества»). Меня до чрезвычайности огорчает всякое сообщение о промахах, бюрократизме, хищениях и т. п., отрицательных фактах, мешающих улучшению страны и трудящегося населения. Я охотно принес бы всевозможные усилия, чтобы ускорить и облегчить ликвидацию этих отрицательных явлений, насколько я был бы в состоянии. Следует ли из этого, что я «враг советского строя», как заявляют заочно некоторые обо мне, сводящие со мною свои счеты (В. И. Невский, Н. А. Александрова, Л. П. Лойко и др.). Конечно, это только клеветнический прием!

Какое ужасное впечатление производят разоблачения поджога рейхстага на происходящем теперь в Лондоне международном общественном суде! И неужели все эти подлые махинации Гитлера и его приспешников останутся безнаказанными и страна «поэтов и философов» будет долго терпеть у себя шайку бандитов?! Наступит же пробуждение, но доживем ли до него мы, почти 80-летние старые революционеры? Можно ли было допустить мысль о таком низком падении самого передового пролетариата всего 20 лет тому назад? Что-то еще ждет его? И все же, в конце концов, он должен выйти победителем, это неизбежно! Между тем находятся легкомысленные, наивные лица, считавшие себя долго марксистами, которые ввиду восторжествовавшего временно фашизма утверждают, будто учение Маркса и Энгельса «расползается по швам»!