Я сжал край сиденья. Ты подвел меня. Я слышал это много раз в своей жизни, в том числе и от отца, но спокойная, деловая манера, в которой тренер это преподнес, ранила сильнее любых горячих слов или криков.

Если мой разрыв со Скарлетт был худшим разговором в моей жизни, то этот сильный претендент на второе место.

Растущее чувство вины давило со всех сторон, заставляя меня хотеть провалиться сквозь пол и исчезнуть навсегда.

— Я знаю, что у тебя сложные отношения со старой командой, а Боччи имеет репутацию подстрекателя, — сказал тренер. — Однако я надеялся, что ты научишься лучше контролировать свои импульсы. У властей нет доказательств, необходимых для обвинения кого-либо в преступлении, но мы оба знаем, что на самом деле произошло в ночь крушения.

Призрак моей ошибки снова поднял свою уродливую голову, словно зверь, который продолжал возрождаться, сколько бы раз я ни пытался его убить.

— Тебе повезло, но удача у всех заканчивается. Вопрос в том, вытащишь ли ты голову из задницы, прежде чем это произойдет. — Тренер не казался расстроенным, просто измотанным. — Комитет сказал, что ты слишком опрометчив. Что ты принимаешь свою молодость и талант как должное и что ты не уважаешь последствия своих действий так, как следовало бы. Пока что ты доказываешь, что они правы. Быть великим футболистом – это больше, чем просто навыки и стремление. Это сосредоточенность. Это командная работа. Это дисциплина и самообладание, чтобы останавливаться и думать, прежде чем действовать. Эмоции – мощный мотиватор, но они также могут стать твоим злейшим врагом.

Я сглотнул так, будто засовывал себе в горло гвозди.

— Я дисциплинирован. Я буду дисциплинирован. Я больше не буду бороться с «Холчестером» за пределами поля, и вы больше никогда не увидите меня за рулем автомобиля во время гонки, сэр.

Я обещал Скарлетт то же самое, но, как и Скарлетт, Тренер не выглядел убежденным.

— Ты? — Он посмотрел на меня с неприкрытым скептицизмом. — Дисциплина – это умственное упражнение, Донован. Физически ты преуспеваешь в игре, но настрой так же важен, как и любые упражнения на выносливость, которые проводит Грили. А сейчас твой разум в беспорядке. Нет, это правда. — Он перебил меня, когда я открыл рот в знак протеста. — Ты можешь этого не видеть, но я знаю своих игроков, и я особенно внимательно наблюдал за тобой с тех пор, как ты присоединился к моему клубу. Я не психолог, но даже я вижу, что что-то движет этими твоими глупыми, импульсивными решениями. Это не «Холчестер» и не Дюбуа. Пока ты не поймешь, в чем дело, и не разберешься с этим, ты никогда не обретешь дисциплину, необходимую для достижения своих целей, или для работы с командой.

Холодное беспокойство заползло мне под кожу. Слова тренера были одновременно туманными и зловещими, худшее сочетание.

— Врачи и наша команда по реабилитации говорят, что ты полностью поправишься и сможешь играть через две недели, но ты будешь вне поля дольше этого срока. — Тренер вздохнул. — Я посажу тебя на скамейку запасных до дальнейшего уведомления.

— Что? — Я чуть не выскочил из кресла. — Тренер, вы не можете... — Я остановился, заметив его усталое хмурое лицо.

Он хотел этого не больше, чем я. Бессрочное пребывание меня на скамейке запасных было огромной авантюрой. Учитывая цену моего трансфера и тот факт, что я был их ведущим нападающим, мое отсутствие вызвало бы хаос. Каждый раз, когда «Блэккасл» проигрывали матч, они обвиняли его в том, что он не выпустил меня.

Тренер собирался быть раскритикованым общественностью и исполнительным комитетом клуба, они не за то, чтобы я сидел в сторонке и они платили миллионы фунтов, но он был достаточно уверен в ситуации, чтобы рискнуть таким исходом.

Я опустился на стул и подавил свое инстинктивное возмущение. Он имел полное право посадить меня на скамейку запасных. Он дал мне множество предупреждений относительно моего поведения, а я их проигнорировал.

Он был бы ужасным тренером, если бы не дисциплинировал меня.

— Докажи мне, что ты умеешь думать, прежде чем действовать, и что ты умеешь контролировать свою импульсивность. Как только ты это сделаешь, я разрешу тебе вернуться на поле. — Он кивнул в сторону двери. — А теперь возвращайся к тренировкам. То, что ты на скамейке запасных, не означает, что ты можешь расслабиться.

— Да, сэр, — тихо сказал я.

Я вышел, в ушах у меня звенело от осуждения.

Речь идет о шаблоне. Речь идет о навязчивом выборе делать что-то, что приводит к самоповреждению.

Что-то движет вами этими глупыми, импульсивными решениями.

Я не могу стоять и смотреть, как ты самоуничтожаешься.

Ты помнишь, какую услугу ты мне должен? Пожалуйста, уходи.

Моя голова стучала от шума голосов, роящихся в моем мозгу. Они накладывались друг на друга и смешивались, их общая громкость достигала точки, где я больше не мог слышать свои шаги по бетонному полу или тревожный стук своего пульса.

Скарлетт, футбол, мой контроль над собственной чертовой жизнью... все и вся, кого я любил, ускользали у меня сквозь пальцы.

Если я не соберусь с силами в ближайшее время, я потеряю все, над чем так упорно трудился.

Навсегда.

ГЛАВА 50

В те выходные «Блэккасл» играл с «Тоттенхэмом» и прекрасно справился без меня. Они выдавили чудесный гол на последней минуте, но победа есть победа, и как бы я ни был рад за них, за нас, я не мог остановить нечто неприятное, скользящее по моим венам.