Шрифт:
— Не надо, — искренне пугаюсь, — я просто указывала на косность твоего мышления. Деньги я тебе верну.
— Деньги ты мне вернешь только при одном условии, — по лукавому взгляду я понимаю, что для меня готовят какую-то хитрую комбинацию, но все равно спрашиваю то, что от меня ожидают.
— При каком условии?
— Если ты займешь первое женское место и выиграешь эти деньги в турнире.
Смотрю в гипнотизирующие глаза василиска, и сама не понимаю, как попадаю в заготовленную ловушку. Меня берут на слабо, и я не могу не принять вызов.
— Хорошо, договорились, — выдыхаю я и чувствую, как по жилам растекается азарт и порожденная им новая порция адреналина.
Глава 7. Собор Сан-Марко
— Не боишься, что тебя увидят знакомые? — интересуюсь я у Андреа.
— Пусть завидуют, — совершенно не смущается мужчина, — сегодня со мной самая красивая девушка в Венеции.
— Ты же помолвлен! — напоминаю об известном факте.
— У меня есть невеста, — поправляет меня Андреа, — уже лет десять. Формально я не помолвлен, потому что церемонии еще не было. Можешь меня считать свободным, Тайа.
Закатываю глаза.
— Пошли, покажу тебе Сан-Марко, — переплетает пальцы с моими и тянет меня за собой.
Оставляем воркующую парочку в ресторане, и Андреа ведет меня ко входу в собор Сан-Марко. Строение великолепно, от него трудно оторвать взгляд.
— Венеция — мост между востоком и западом. На заре существования она была форпостом Византии в регионе. Собор Сан-Марко — мост между восточной и западной ветвью христианства. — вещает Андреа. — В момент создания он являлся точной копией Константинопольского собора двенадцати апостолов. Чем дальше Венеция уходила от Византии, тем больше в соборе Сан-Марко появлялось элементов западного христианства.
Он заводит меня в храм. Встает за моей спиной и мягко массирует мне шею и плечи. Его пальцы очень умелые, легко находят и ликвидируют узлы напряжения на скованных мышцах. Думаю, Андреа кинестетик, поэтому постоянно пытается ко мне прикоснуться.
Во мне поднимается внутреннее беспокойство. Я не часто захожу в соборы, чаще всего в экскурсионных целях. Правил не знаю. Но сильно кажется, что это неправильное поведение в культовых местах. Хочу отстраниться, но Андреа ловит меня в объятия.
— Мне кажется, тебе бы понравилось жить в Венеции, — шепчет мне голосом змея-искусителя, — здесь можно найти много православных цитат.
Жить в Венеции? Это опять угроза или что? Я очень часто не понимаю Андреа и постоянно нахожусь в каком-то внутреннем напряжении.
— Я не верующая, — возражаю я, — не думаю, что православные цитаты мне ближе, чем католические или любые другие.
Андреа откидывает голову назад и задорно смеется.
— Ты юная коммунистка, Тайа? Никогда бы не подумал.
Злюсь. Он воспринимает меня, как какую-то забавную зверушку.
Рассказываю историю про прадеда. Он должен был подать знак, если бог есть. Никаких знаков не было, с тех пор наша семья не относится к верующим. Поясняю, что я понимаю ценность православия для страны в культурологическом аспекте.
Разворачивает боком к себе, придерживая за талию. Слушает, слегка склонив голову, и с затаенной улыбкой в уголках рта.
— И почему вы с вашим предком решили, что бог вам что-то должен? — риторически вопрошает Андреа. — Например, пропускать какие-то знаки между мирами?
Я теряюсь и не знаю, что ответить, но ему, похоже, мой ответ и не требуется.
— Верующая ты или нет, Тайа, ты поймешь только тогда, когда тебе потребуется помощь небес. К сожалению, только праведники вспоминают о боге, когда им хорошо. Все остальные только в минуты отчаяния. И поверь мне, тогда ты с удивлением обнаружишь, что молитву возносишь именно своему православному богу, а не какому-нибудь католическому.
— Разве у нас не один бог? — задираю голову и смотрю на мозаики собора в византийском стиле.
— Если ты имеешь в виду отдельных личностей, то у каждого бог свой. У конформистов совпадает с официально принятым, у нонконформистов сильно нетрадиционный.
— Я имею в виду наши конфессии, — уточняю я, — в православии и католичестве.
— До какого-то момента был один. Но с собора 1054 года, где произошел раскол восточной и западной ветвей христианства, этот бог все больше приобретал сходство с двуликим Янусом, одно лицо которого обращено на восток, а другого на запад.
— Почему произошел раскол? — интересуюсь я.