Тут я уж не удержался и расхохотался. Вот же глупец! Привык гонять деревенщину низкорунную, так возомнил, что сможет и нордами помыкать.

Хальфсен же бесстрашно пожал плечами:

— Что ж, гости дорогие, пора вам и честь знать. Сегодня-завтра мы уйдем из этих гостеприимных земель и перестанем тревожить вашего князя.

К толмачу подошел внушительный Дометий и несколько живичей, причем из тех, что присоединились к нам к Годрланде. Холмградские и прочие тревожно смотрели то на Путяту, то на старых ульверов, не привыкли купеческие сыны перечить дружиннику, пусть и из другого княжества.

— Путята! Я же тебе говорила! — с ладьи послышался женский голос. — Помогите мне спуститься!

— Не нужно тебе, кня… Мирава Чеславна, сходить сюда, — вскинулся было хельт, но было уже поздно.

При помощи других воинов на берег сошла невысокая круглолицая женщина — бабой ее называть язык не поворачивался — в парчовом платье. Волосы убраны под плотную шапочку, украшенную золотым шитьем, только длинные нити с жемчугом свисают по бокам. Вот вроде и ростом невеличка, и щеки как наливные яблочки, и руны всего две, а видно, что непростая это гостья. То ли держит себя так, то ли взгляд, как у бывалого воина, то ли и вовсе что-то невидимое, вроде нашей рунной силы, а смотришь на нее — и ни единой непотребной мысли. Ну, разве что у Трудюра. У того такие мысли из головы вовсе не выходят.

— Доброго дня и просторной дороги, дорогие гости! — на хорошем нордском сказала она. — Меня звать Мирава, дочь Чеслава, я жена смоленецкого князя и хозяйка этих земель. Потому приветствую вас в Смоленецком княжестве! Хочу преподнести подарок вашему хёвдингу в знак уважения и благодарности, что не безобразили у нас в гостях.

Вот же хитрая ба… княгиня. Значит, не ты к нам в гости пришла, а мы к тебе заглянули, да еще и подарок, будто мы дети малые, которым суют гостинец за то, что не натворили бед, пока мать с отцом уходили.

Но ее слова, в отличие от надменного Путяты, меня не разозлили. Наоборот — я расплылся в улыбке и кивнул глянувшему на меня Хальфсену.

— Добро пожаловать в наш лагерь, — тут же наклонил голову толмач.

Княгиня шла за Хальфсеном неспешно, внимательно рассматривала и хирдманов, и костяную площадь с черепами, и брошенные недоплетенными ремни. За ней по пятам следовал Путята с двумя дружинниками, не снимал руки с меча, на всех зыркал подозрительно, точно ждал, что мы вот-вот набросимся на княгиню.

В Годрланде я перенял обычай сидеть не только на лавках, но и на коврах с подушками, для походной жизни самое то! Не таскать же за собой лавки со столами. Вот и сейчас я сидел, скрестив ноги, на подушках, а рядом, кто тоже на подушках, кто на чурбаках, сидели Тулле, Херлиф, Феликс и Агний, что из холмградских живичей. Милий стоял позади меня, да еще крутился неподалеку Лавр.

Княгиня обвела взглядом наше сборище и приподняла бровь, мол, кто же из вас хёвдинг? И снова мне пришлось по душе, что она не пытается угадывать, а ждет прямого ответа. Потому я безо всяких хитростей встал.:

— Я Кай Эрлингссон по прозвищу Лютый, хёвдинг снежных волков.

— Лютый волк? — удивилась Мирава Чеславдоттир. — Как из сказа про Вирьаву?

Путята яростно зашептал ей что-то на ухо, махнул рукой на другую часть лагеря. Милий тут же подсказал:

— Говорит, что норды обманывают княгиню. Не может пацан стоять во главе такого хирда. К тому же, говорит, ты тут не самый сильный, а у нордов хёвдинг всегда сильнее всех. Говорит, что там есть норд и повыше рунами.

Поди, на Трёхрукого указал, тот уже на четырнадцатой руне.

— У нордов, — сказал я громко, — хёвдинг не тот, кто выше рунами, а тот, за кем идут воины. Да и твой воин, как погляжу, не главный меж вас двоих, раз позволяет слабой женщине командовать.

Кивнул Лавру, тот споро расстелил небольшой коврик, разложил мягкие подушки. И княгиня, не чинясь, уселась напротив меня, ловко подогнув ноги. Путяте же места не нашлось, и он так и остался топтаться за ее спиной. Добро хоть нашу речь понимал.

— По какой надобности сама смоленецкая княгиня пожаловала к нам?

— Хочу нанять твой хирд! — прямо ответила она.

Я даже растерялся, переглянулся со своими. Херлиф сидел с непроницаемым лицом, только ресницы чуть подрагивали. Тулле, как всегда, улыбался краешком рта, от чего казалось, будто он заранее всё знал и теперь лишь наблюдал за нами. У Агнея отвисла челюсть. Он и представить себе не мог, что наш хирд может позвать сам князь. Ну, пусть не князь, а его жена, но всё равно невероятно. Пистос же не видел ничего особенного: хирд для того и нужен, чтобы его нанимать для каких-либо нужд.