К всеобщему удивлению, сама не ожидая от себя такого, я возвестила:

— Вероятно, в спешке наш Константин Леонидович не успевал собраться, и краситься ему пришлось прямо в автобусе, — класс взорвался от смеха, оценив шутку, но Константин Леонидович, похоже, не разделял нашего веселья: он пристально всматривался в мое лицо. Задним умом я почувствовала, что вот именно сейчас он, кажется, окончательно меня узнал. И надо же было мне упоминать автобус, кто меня за язык тянул?

Наградив меня просто убийственным взглядом, англичанин произнес:

— Нет, просто, как видите, даже на улице не могу отбиться от своих фанаток, а малолетки даже в транспорте цепляются, — нет, это вообще нормально? Это я цеплялась, он хочет сказать? Прекрасно, отлично. Если с малолеткой я могла согласиться — в конце концов, я еще школьница — но разве не он сам ко мне полез? Мог бы просто сделать вид, что ничего не произошло, и не акцентировать внимание на одном выдающемся месте. Что ж, если новых друзей я еще не завела, то первый враг у меня здесь, кажется, уже появился.

А глаза у него — серые, холодные и колючие, я присмотрелась.

Кто-то присвистнул: вроде бы, того парня за третьей партой зовут Макс.

— Давайте я вам помогу, — Макс, ну заткнись ты, ну пожалуйста. Только об одном и думает, хотя казалось бы, те же шестнадцать, что и мне. Как хорошо, что никто в классе и знать не знает, что той малолеткой была я.

— Извините, вы, — классный наклонился к журналу, — ага, Максим. Так вот, Максим, я справлюсь и без вашей помощи, — безапелляционно заявил учитель, с легкой полуулыбкой приподняв брови. Черт, на что он намекает вообще: он мне подмигнул или это только показалось? Как он может теперь, когда выяснилось, что он мой учитель.

Да уж, если сначала я винила себя в желании жить, то теперь возникла проблема куда серьезнее: пережить апрель, май, а потом еще целый учебный год рядом с этим моральным чудовищем, я ведь понимала, что не смогу после такого нормально смотреть в глаза своему учителю. Это неправильно, так нельзя, и если для него такое, может, в пределах нормы, то уж точно не для меня.

К концу урока я, не в силах больше находиться с Константином Леонидовичем в одном помещении и постоянно уплывать мыслями туда, где было все-таки приятно к нему прижиматься, пулей вылетела из класса, на всякий случай забрасывая в рот новую таблетку: не хочу своими психами нагнетать обстановку еще сильнее. Талина поспешила за мной.

— Джи, ты чего? Отпадный чувак, он мне уже нравится, — ха! Да Тале нравится вся мужская часть школы, от первоклассников до физрука и сторожа.

— Власенко! — пригрозила я. — Всем парням уже впору подавать на тебя в суд за домогательства, — ну не виновата же я в том, что так оно на самом деле и есть: подруга меняла кавалеров как перчатки, словно для развлечения, не влюбляясь при этом по-настоящему ни в одного из них.

Таля закатила глаза и театрально взмахнула рукой.

— Успокойся, можешь забирать себе. Тем более, — она посмотрела куда-то в сторону, — он не в моем вкусе. И это лучший друг нашего Ника, — сестра вздохнула.

— Что? — ощущения были схожи с теми, когда почву выбивают из-под ног. — Ты уверена?

— На все сто. Внешне, может, и не узнала бы, он какой-то слишком серьезный в сравнении с тем, что я помню, но имя и фамилия те же.

До конца дня я только и занималась тем, что старалась не думать о новом классном руководителе, но получалось плохо: волей-неволей все мысли возвращались к нему. Неужели это и правда тот Костик, про которого Ник столько рассказывал? Да, точно, об этом я слышала. И я уже знала, что Ник учился в педагогическом, и выслушала за столько лет массу дебильных и не очень историй про его лучшего друга, — истории-то я забыла, но за два месяца после аварии Ник участливо рассказал мне их все заново.

Но откуда мне было знать, что этот самый Костя окажется когда-нибудь моим учителем английского? Как ни странно, знания о брате и сестре оставались довольно четкими, и я могла сейчас вспомнить практически каждый факт про них: они ведь много рассказывали, пока я была в больнице, а созванивались мы почти каждый день, но мне и правда не хватило мозгов соотнести своего классного с лучшим другом брата, а я ведь тоже знала его имя и фамилию. Если все так, то новый классный — такой же придурок, как и Ник, а в том, что Ник — придурок, сомнений у меня никогда не было. Даже не знаю, плакать здесь или смеяться. Если он такой же, как и мой братец… Да с ним же тогда связываться себе дороже, и такое сумасшедшее существо в качестве учителя никто не выдержит.

Я так и не нашла в себе силы рассказать Талине про автобус: может, когда-нибудь так, потом, между делом, ведь нельзя, чтобы хоть кто-то узнал, хотя сестра и под пытками никому не расскажет. Дело было даже не в том, что меня угораздило возбудить лучшего друга своего брата, хотя это была конкретная такая подстава. Просто я все еще винила себя за жизнь.

После уроков я, уже дома, в своей комнате, придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале. Черные волосы до пояса, которые отрезать бы к чертовой матери, но слишком жалко, яркие зеленые глаза, в последнее время чаще всего заплаканные, но макияж легко скрывает недостатки. Таля — у нее волосы чуть покороче, но светлые, прямо как у красавиц из сказок, а в точно таких же, как мои, зеленых глазах всегда сверкает задорная искорка. Таля — та неизменно уверена в себе и готова на любые авантюры, всегда держится так, как будто она не меньше, чем королева мира.