– Ты реально заболел. Ну правильно, в городе загазованность большая. Ни фига тебе мозги засрало!

– Ладно, чё пристал, – сквозь сосиску ответил я.

– Так будешь?

– Чё спрашиваешь? Лей, – выплюнул полиэтилен.

Водка как вода тонкой струйкой – я нехотя согласился. Не люблю пить, когда на душе погано. Только хуже всё становится, люди начинают нести хрень, а ты принимаешь всё за чистую монету. Может, монеты их и вправду чистые, но мне это всё равно не нравится. Меня это просто бесит.

Я вспомнил, как Ванька провожал меня в город. Я ехал поступать, а он оставался в посёлке жить, просто жить и всё. Ещё тогда я понял, что в нём меняется что-то кардинально. В лице – вроде те же щёки, скулы, глаза – а на них как налёт. Я думал, не высыпается. А потом он позвонил мне из больницы. Его засунули в городскую клинику для наркоманов. И с чего всё? Непонятно. Я не задавал вопросов, правда, я догадывался. У него пару лет назад младшая сестра поехала с подругой на дачу, и они там обе сгорели. Только что сестра, через день – одни угли и всё. У любого мозг попросит разрядки. Не знаю, может, из-за этого? Как-то противно становится, когда думаешь, что вот так влипнуть можно, вообще не имея причин.

Я навестил его тогда всего раз. Он мне нелепую историю рассказал. Его мать заметила, что тот колется, и сразу же в местную больничку упекла, сказала: «Скотина ты, Машка сгорела, и ты на тот свет хочешь? Чтоб моя жизнь совсем напрасной была». Он тогда по серьезному лечиться хотел. Но оказалось, что в той больнице наркоманию лечат приобщением к каким-то оккультным псевдонаукам. Он продолжал колоться, но ещё и попал в секту. Тогда, говорит, у него появился реальный шанс откинуть копыта. Потому что, говорит, главный жизненный орган – это сознание. Мать его вытащила. Она одна похоже за жизнь как бешеная цеплялась.

В городе его подлечили, он теперь не колется. В секту тоже не ходок. Да ему там и не нравилось никогда, чушь какая-то, говорит. С тех пор спокойным стал, умиротворенным даже. У него мать умерла. Вот в этом, по-моему, причина. Потому что мерзко как-то, когда в жизни беспричинно происходят очень важные вещи.

Не помню, что потом было. Времени прошло достаточно, я сел и обуглился. Меня не стало как будто. Парни чего-то говорили, девки мимо проходили, чуть по лицу меня попами не гладя. А я смотрел на всё это, видел всё не слишком отчетливо, и они, похоже, моё тело из виду не потеряли. Но, блин, меня не было там. Я обуглился, говорю же.

– Знаешь, Ванька, как я по вам скучал. Как меня всё достало. Как вы тут без меня, по-тихоньку?

– Ну.

– А помнишь, как раньше было? Как мы с тобой в снегу рылись? Помнишь? За домом норы вырыли и сидели там, письки морозили, помнишь? Вот какого хрена нам ещё надо? Вот там у нас всё охрененно было, а теперь что? Какого хрена надо?

– Большого.

– Фу ты. Нам-то он зачем? Нам надо норы рыть. Пошли?

– Куда?

– Рыть.

– Где?

– Ну, там же, за домом…

– Сиди, куда ты? Придурок. Там снега нет, в бетоне рыть что ли?

– Какой ещё бетон?

– Там всё забетонировали.

– Вот суки. Всё забетонировали. Они жизнь мою забетонировали, суки. Никогда им этого не прощу! Суки!

6.

У меня башка болела, как у утопленника. Голова до краев тёплой водой залита. Тяжелая, как наполненный жбан. Я лежал, телом шевеля слегка, а к голове не обращаясь даже.

– Ну как самочувствие? – это Илюха, как всегда, обо мне заботился.

– Нормально.

– Вижу, блин.

– Да полежу немного и всё. Дай воды.

– Или пива?

– Воды.

Это я ошибся на счет того, что в голове вода. На самом деле там песок с какой-то вонючей стройки.

– Чё ты вчера нёс, помнишь?

– Неа.

–Я вот хочу тебя психологу показать.

– Татьяне Сергеевне?

– Ну да.

– Она ещё жива? В последний раз её видел, думал, к следующему году старушка загнется. А это, между прочим, было лет десять назад!

– Как ты людей любишь! – Илья засмеялся, думал, я шучу. Но я-то на полном серьёзе. Меня вообще иногда оторопь берёт – сколько покойников по земле ходит. Рядом со мной, причем, ничем таким не отличаясь.

Днём я встал, то есть, совсем встал, полностью. Был выходной, Илюха торчал дома. Мы вместе пообедали какой-то старой едой, наверное, это ещё от его жены осталось. Тут я и спросил.

– А чего я вам вчера наговорил?

– Да бред. Не помню точно.

– Ну, а в общих чертах?

– Ты, короче, расщедрился. Типа у тебя денег куры не клюют.

– Так это правда.

Он вытаращился на меня, как на Иисуса. Даже не по себе стало. Как будто он знает, что деньги просто так не достаются. Это как грааль хренов, который жизнями питается и блюет ими же.