Только у его величества Случая сегодня были грандиозные планы на мой счет. Жаль, о своих намерениях он не сообщает заранее. Иначе, я дослушала бы Иглесиаса до победного конца и, наплевав на работу, осталась млеть в своей постели. Правда, эти горькие открытия пришли ко мне гораздо позже. А сейчас я мчалась по щербатым ступенькам с родного девятого этажа, не дождавшись дребезжавшего лифта. У самого выхода из подъезда я споткнулась и замахала суматошно руками, чтобы удержать равновесие. Перспектива грохнуться на облагодетельствованный бомжами пол не радовала. В результате такой аэробики на ногах я устояла, но сумка съехала с плеча и разинула рот обожравшимся крокодилом. Из её чрева посыпалось все, что я туда запихнула несколько минут назад.

– Б…кий род, – сказала я с чувством и принялась лихорадочно хватать свои вещи, наплевав на гигиену.

К остановке я мчалась крупной рысью и вряд ли бы успела заскочить в троллейбус, если бы не баба Валя. Углядев мою мятущуюся невдалеке челку, старушка сделала вид, что готова к последнему издыханию и штурмовала ступеньки, как Эверест, т. е. в час по чайной ложке.

– Что, Машенька, опаздываешь? – добродушно пыхтела бабка, пока молодой парень, приняв тактический маневр за чистую монету, тянул её за налитые жиром бока вверх.

– Спасибо, баб Валь, век не забуду.

В результате я оказалась в нужном месте, в нужное время. Правда, вид у меня был при этом шальной, если не сказать шалый. И я тут же не преминула услышать оценку своему состоянию.

Оля Волкова, поправляя тщательно наманикюренным пальчиком идеально выщипанную бровь, сказала протяжным полушепотом:

– Ну-у, Манюня наша совсем одичала. Наверное, у неё климакс.

Я затормозила у зеркала и попыталась справиться с разметавшимися кудрями с помощью пятерни, поэтому услышала и продолжение разговора.

– Врешь, ты, Лялька, – лениво прогудел Сева Ложкин, чавкая, как верблюд жвачкой. – Она не такая старая. И парень у неё нормальный.

– Ложкин, Ложкин – Поварешкин… – усмехнулась девица.

– А мужичок-то у неё и на самом деле клевый, – тонкая пигалица Лика Шантрель заблестела круглыми маслинами глаз совершенно по-еврейски.

– Что ж, мои дорогие, – объявила я громко, роясь интенсивно в сумке в поисках ключей от кабинета. – Пока вы не занялись обсуждением моей интимной жизни всерьез, предлагаю заняться непосредственно тем, для чего, собственно, мы тут и собрались.

Пальцы нащупывали всякую дребедень, а вот искомый предмет не попадался. Я вывалила содержимое ридикюля себе под ноги и замерла над ним в полной прострации. Захотелось сказать, как тогда в подъезде – громко и внятно. Только соображение о свидетелях заставило меня сухо прошелестеть губами то, что рвалось наружу неудержимо.

А Севка был уже рядом. Похоже, мимика моя его заинтересовала и даже чуть смутила.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день? – вольно перевел он моё отчаянье.

– Я посеяла ключи. Оля Волкова, радость моя, сходи к Зинаиде Ивановне, попроси запасные.

– Я? Почему снова я? – кукольно надула свои красивые губки девушка.

– Потому что у тебя длинные ноги и красивая походка, детка, – поддержал мою инициативу Ложкин, помогая мне снаряжать растерзанную сумку.

– Севка, не подлизывайся, – сказала я ему шепотом. – Списать не позволю. Так что напрягай свои извилины в сторону учебы, а не в сторону подхалимажа.

– Перед смертью не надышишься, – тяжело вздохнул парень.

Зинаида прискочила с ключами сама и сказала назидательно:

– Что же это вы, Мария Ивановна, третьи ключи за полгода? Нельзя быть такой рассеянной.

Я шваркнула сумку на стол и угрюмо уставилась за окно на залитую солнцем клумбу. На самом деле, третий раз теряю ключи.… А это значит, что домой мне сегодня попасть предстоит с дополнительными телодвижениями. Можно, конечно, понадеяться, что связка железяк все еще мирно дожидается меня где-нибудь в загаженном углу…. Я барабанила пальцами по стеклу и напрочь забыла о своих учениках.

– Марь Ванна…

Придется ехать к Танюхе за запасными ключами. С некоторых пор мы ими обмениваемся.

– Марь Ванна…

Стойкий гул моего выпускного одиннадцатого класса требовал внимания. Я повернулась к своим оглаедам и деловито воскликнула:

– Тре бьен!

В общем, жизнь завертелась в привычном ключе. И вертелась до 16.30, не отпуская меня ни на минуту. Я так и не нашла времени наложить макияж на лицо. А потом подумала: Данька далеко, а Танька любит меня и такой. И нет причин, по большому счету, выглядеть иначе, чем «одичавшая климакстеричка».