— Еловенко, — ответил он. — А что?

— Нет, ничего, — ответил я. Фамилия его мне ничего не сказала. Или он возьмёт в будущем псевдоним, или будет выступать в самодеятельности в какой-нибудь колонии под своей фамилией, но с другим репертуаром, с которым не прославишься. — Хороший у тебя голос, и играешь ты здорово… Только, нафига ты тексты такие выбираешь? Это, кстати, чьи произведения?

— Мои, — насупился он.

— Блин, ну ты же талант! — искренне расстроился я. — Зачем тебе всё это? Хочешь в колонии оказаться за дискредитацию советской власти? По острию ножа, ведь, ходишь! Ты, кстати, где работаешь?

— Грузчиком в хлебном магазине, — немного смущаясь, ответил он.

— А образование у тебя какое?

— Киномеханик я.

— Его в клуб к нам взяли бы, — подсказал Серёга.

— Угу, и в агитбригаду к нам, — хмыкнул Малинин.

— Ещё чего? — посмотрел на нас всех, как на ненормальных, Еловенко.

— Тебе отличное предложение, кстати, парни сделали, — поддержал я друзей. — Или ты сейчас остепенишься и не будешь афишировать своё антисоветское творчество. Или сядешь. Уговаривать тебя перестать это делать никто не будет, посадят и всё. А в колонии тебе никто не позволит этим твоим творчеством заниматься, будешь перепевать песни военных лет и патриотические. Никуда не денешься… Будут перевоспитывать…

— Да я побольше вас всех патриот! — вскочил он. — А вы молчите все, слабаки! А самим мои песни нравятся!

— Тише, дети спят, — сделал я ему замечание. — А насчёт твоего патриотизма… А в чем конкретно он выражается? Песни петь, в которых высмеивается собственная страна? Ну, так себе патриотизм… Разве что если ты хочешь, чтобы советские люди перестали верить в свою страну и сами ее разрушили.

— Да не хочу я разрушать свою страну! — уже тише прорычал он, — просто вот все это… уже так достало… почему я должен молчать?

— Что достало? Что ты, если за ум возьмешься, можешь директором завода стать или депутатом? По возрасту в космонавты уже поздновато, но эти пути тебе не закрыты… Знаешь, насколько тяжело достичь такой позиции в США, если у тебя нет богатых родителей, что поддержат тебя деньгами и связями на этом пути? Хочешь, чтобы и у нас также было? Или ты искренне считаешь, что платная медицина, как в США, сделает жизнь наших граждан намного лучше? Вот у тебя лично, с твоими заработками, найдется пару тысяч рублей на лечение сложного перелома ноги в платной клинике? Если завидуешь американцам, то подумай о том, что так они и живут… А квартиру ты свою, небось, тоже хочешь в кредит покупать, как в Америке, и потом тридцать лет его банку возвращать, вместо того, чтобы бесплатно от государства ее получить для своей семьи? Этот строй ты хочешь подвергнуть опасности, заставив смеяться советских граждан над собственной страной?

Возможно, парень о чем-то и задумался бы. Но этот момент Белый выбрал, чтобы неудачно пошутить:

— Не хочет он бесплатную квартиру получать… Он лучше бесплатно будет жить в Линкиной квартире…

— Да пошли вы! — сорвался Виктор с места. Какой-то подростковый максимализм не позволял ему увидеть жизнь в оттенках серого, он видел жизнь только в чёрном или белом цвете. Так и не найдя, что мне возразить, он использовал предлог для обиды в словах Белого, и пошёл в сторону нашего подъезда.

Господи, мужику уже тридцатник, а инстинкт самосохранения до сих пор не включился, — с сожалением думал я, наблюдая, как он скрылся у нас в подъезде.

Я посмотрел укоризненно на Белого. Тот смущенно пожал плечами, мол, не удержался, встрял.

— У него определённо есть талант, — задумчиво проговорил я. — Только надо направить его в мирное русло.

— Сразу видно, что ты в Комитете комсомола работаешь, — заметил Малина. — Так доходчиво объяснил, всего в нескольких фразах, где он не прав. Я ему тоже пытался говорить, но он меня быстро в нашем споре на лопатки положил.

— Любому делу учиться надо, — уважительно добавил Белый. — А воспитательному тем более.

Они пошли к себе, а мы с Костяном вернулись на лавочку у своего подъезда. В окне увидел высматривающую нас Галию, потеряла нас, что ли? Помахал ей, чтоб не волновалась. Мы посидели ещё минут пятнадцать и мальчишки начали просыпаться. Чем они старше становятся, тем меньше спят на улице.

У нас на кухне уже накрыт был стол. Нас с Костяном девчонки кушать посадили, а сами детьми занялись.

Когда Брагины ушли, где-то через час, сел немного поработать. Потом остаток вечера занимался детьми, играл с ними в большой комнате, пока Галия домашними делами занималась. Потом купали мальчишек… Спокойный семейный вечер получился.

Засыпая, всё же добросовестно пытался вспомнить, был ли в семидесятых-восьмидесятых такой неформатный музыкант Виктор Еловенко? Может, бороду отрастил с годами и выступал с какой-нибудь рок-группой, вот я его и не узнаю? А фамилии участников, когда они в составе группы, только фанаты знают. Не мудрено, что не могу его вспомнить, я больше классиков рока слушал. «Pink Floyd», «Rolling Stones»… Очень уважаю «The Rasmus», жаль, их ещё нет. Как и отечественных музыкантов, кого любил слушать… «ДДТ», «Арию», «Алису»… Цой жив и все такое. Эх… Не хватает…