Беликов хорошо помнил этого нахального студента, который отказался от его предложения устроиться к нему в институт на полставки.

Таким шансом пренебрёг! — с возмущением думал он. — Ему предложили работу в самом передовом научно-исследовательском институте Союза, а он взял и отказался! Какой-то пацан…

Переполненный праведным гневом Беликов сам не заметил, как стал прислушиваться к тому, что вещал Ивлев из радиоприёмника. Иногда пренебрежительно усмехаясь, иногда вынужденно соглашаясь с ним.

— Шустрый, конечно, малый, и ума ему при рождении отсыпали щедрой мерой, — задумчиво признал к концу передачи директор института. — Уже и на радио пролез…

Москва. Камвольно-отделочная фабрика.

— Так, Саша, Леся, — примчался в цех взволнованный Воздвиженский. — Американцы уже выехали из гостиницы, скоро будут у нас.

— Ой, как же мы с ними будем общаться? — воскликнула девушка. — Я из английского помню только как будет «Доброе утро, меня зовут Леся»…

— Через переводчика, Гапонова, — ответил ей Саша Озеров. — Я вообще в школе немецкий учил, и то не переживаю…

— Все на месте? — спросила вошедшая в цех директор. — Ну что, Глеб Николаевич, идите иностранцев встречать. И вы тоже, — повернулась она к комсомольцам. — А потом приведете их ко мне в кабинет.

— Хорошо, Валентина Петровна, — ответил Воздвиженский и жестом поманил за собой Гапонову и Озерова. Они вышли за проходную на улицу и встали рядом со входом в ожидании гостей.

Вскоре подъехала машина такси. Из неё вышли трое мужчин и девушка.

Иностранцев сразу было видно. По одежде, по расслабленным улыбкам, по блуждающим взглядам, жадно осматривающим всё вокруг.

— Доброе утро, — подошёл к Воздвиженскому сосредоточенный серьёзный мужчина лет тридцати. — Переводчик Орехов Михаил Николаевич, — представился он и протянул ему руку.

— Воздвиженский, главный инженер, — представился тот и охотно пожал протянутую руку.

— Так, Глеб Николаевич, товарищи комсомольцы, это Роберт, — показал он на высокого крепкого брюнета лет двадцати пяти — тридцати, — это Питер, — представил он кучерявого улыбчивого шатена среднего роста лет двадцати пяти.

Парни охотно пожимали протянутые руки, приговаривая что-то на английском.

— А это Анна, — показал он на симпатичную девушку со светло-русыми волосами ниже плеч, собранными в задорный хвост на макушке.

— Здравствуйте, — сказала она на чистом русском, правда, с лёгким акцентом.

— Ничего себе, — не сдержал своего удивления Озеров. — А мы тут переживаем, как нам с вами общаться…

Анна рассмеялась заливистым смехом, а переводчик начал объяснять удивлённым Роберту и Питеру, что происходит. Питер тут же потребовал от Анны научить его тому слову, которому так обрадовался русский и после нескольких попыток, под еле сдерживаемый смех, он вполне различимо произнёс по слогам:

— Зрав-свуй-те.

— Привет, — протянул ему руку Зайцев, и Питер начал учить новое русское слово, подбадриваемый улыбками новых знакомых.

Когда же Анна объяснила коллеге, что новые слова, которые он так старательно заучивал, обозначают всего лишь «hi», то тут уже Роберт покатился со смеху, а на лице Питера отразилось удивлённое разочарование.

— Ничего, дружище, — с сочувствием посмотрел на него Озеров. — До отъезда освоишься, ещё будешь Достоевского в оригинале читать.

Анна прыснула со смеху и переводить это всё Питеру пришлось Орехову.

Святославль. Горком КПСС.

— Александр Викторович! — заглянула в кабинет к Шанцеву помощница. — Москва на проводе! Из Министерства мясомолочной промышленности звонят.

— Спасибо, Мария Михайловна, — удивлённо ответил он, потянувшись к телефону. — Шанцев. Слушаю.

— Александр Викторович, добрый день. Ставцев Владислав Иванович. Министерство мясомолочной промышленности. По поводу вашего обращения насчёт очистных сооружений Святославского Мясоконсервного завода сообщаю вам, что средства изысканы. В ближайшее время начнётся реконструкция. Предварительные сроки — два месяца.

— Спасибо, Владислав Иванович, от всего Святославля, — ответил слегка ошарашенный Шанцев. — Поверьте, мы все этому очень рады.

Положив трубку, Александр Викторович ещё некоторое время сидел, переваривая информацию. Потом вызвал по селектору помощницу и попросил соединить его с Москвой, с квартирой Ивлевых.

На ЖБИ сразу пошёл к директору. Спросил в приёмной, свободен ли он, помощник кивнула и я вошёл, символически постучавшись по старой привычке из двадцать первого века. Сейчас же никто не стучится, все считают, что раз всё вокруг принадлежит трудовому коллективу, значит, где бы ты не находился, ты у себя.