Шрифт:
Он чуть приподнял одну бровь.
— Научно-техническая?.. Интересное словосочетание…
— Изобретение парового двигателя, — сказал я, — постройка сети железных дорог, что покроет Россию… И весь мир. Их ещё нет, но уже строятся, они будут!.. Разработка шахт, рудников, постройка металлургических заводов… да наши отцы-прадеды ахнули бы и не поверили, что такое возможно. Но, ваше сиятельство, это потребует людей другого склада. Аристократия окажется неспособна справиться с этим новым миром… придут простолюдины… не в одиночных экземплярах, как пока что, а в массе, и женщины во всём станут наравне с мужчинами, что вообще-то, если честно, справедливо.
Он взглянул на меня задумчиво.
— Из этих соображений и поддерживаете суфражизм?
Я ответил, чуть понизив голос:
— Он полностью придуман мужчинами, им же лучше и дальше управлять этим движением. Понятно, чтобы помочь женщинам в их справедливой борьбе.
Он смотрел на меня задумчиво и внимательно.
— Вижу, вас хорошо учили с детства. А я, уж простите, представлял вас в образе ловеласа, падкого до женщин… Единственное, что видел хорошего, что вы, когда ситуация становится опасной, отбрасываете всякую игру в суфражизм и берете управление отрядом и его защиту на себя. Сюзи мне уже успела пожаловаться.
Глава 4
Я на всякий случай промолчал, к тому же к нам медленно и грациозно подходит Сюзанна. С нею пара подруг и тот рослый мужлан в гусарской форме полковника, весь в широких и блистающих золотом бранденбургерах, эполеты почти вдвое крупнее, кант шире, а золотая бахрома гуще и длиннее.
Аксельбанты такого типа положены только офицерам Генерального штаба, в походных условиях и быту заменяется аксельбантом коричневого цвета, но этот могучий дурак предпочитает всё, что поярче, словно сорока.
— О чем шепчетесь? — проговорила Сюзанна таким щебечущим голоском, что я на миг увидел на её месте Иоланту, — нам тоже интересно!
Дроссельмейер улыбнулся, произнес светским голосом:
— Да мы уже всё обговорили, пойду-ка к старикам, а вы тут пообщайтесь.
И ушел, быстрый и легкий, как юноша, Сюзанна вперила в меня требовательный взгляд.
— Вадбольский, признайтесь, на что подбивали моего папу?.. Кстати, это мои подруги, графини Виктория и Раймонда….
Она не успела назвать имя этого толстого молодящегося франта, тот заявил жирным голосом, обращаясь к Виктории и полностью игнорируя меня:
— Наша Сюзанна слишком добра, но скоро этому положим конец. В этот дом допуск будет только лицам благородного происхождения!
Я хотел напомнить, что я баронет, но осадил себя, хватит оправдываться, никому себя не навязываю, кто со мной хочет общаться, вэлкам, остальные пусть идут тёмным и глубоким лесом навприсядку с барабаном на шее солнцу и ветру навстречу.
Подруги именинницы поморщились при такой беспардонной речи, но благовоспитанно смолчали, зато Сюзанна сказала горячо:
— Арчи, перестаньте! Это мой друг по Академии, я его пригласила лично!
Ничего себе «Арчи», мелькнуло у меня. Да этому Арчибальду лет сорок! Хотя да, у мужчин принято жениться именно в таком возрасте. Берут молодых дурочек, используют как кур-наседок для выведения многочисленного потомства.
Этот Арчи продолжал давить меня тяжёлым взглядом.
— И вообще, что здесь делают сосунки из Академии?
Сюзанна вскрикнула:
— Арчи, перестаньте!
— Но Сюзи…
Она топнула ножкой.
— Я сама выбираю кого приглашать, а кого нет!
Он сказал мощным голосом:
— Дорогая, скоро только я буду выбирать, кого приглашать в наш дом.
Девушки вдохнули, бросили на меня сочувствующие взгляды. Сюзанна возразила гневно:
— Но вы ещё не муж!
— Но мы обручены…
Она замотала головой из стороны в сторону так отчаянно, что из прически вырвались на свободу пара тщательно уложенных локонов.
— Всё равно! Это не даёт вам право распоряжаться мною уже сейчас!
Эх ты, мелькнула мысль, а ещё суфражистка. Сейчас распоряжаться тобой нельзя, а после венца можно, так надо, так принято. Покорная воле отца, потом мужа… а сама что?
Я кашлянул и сказал кротко:
— Думаю, барышня вправе сама выбирать с кем общаться, с кем нет, кого приглашать в дом…
Он повернулся ко мне всем корпусом, громадный, массивный, крупное лицо налилось дурной кровью,
— Молчи, щенок! Пока я тебя не вышвырнул!
Злость начала подниматься во мне, но я придавил её и заметил кротко: