Она захлебнулась от ярости, с минуту прожигала меня лютым взглядом, потом прошипела, как большая лютая змеюка:

— Я с нею поговорю!.. Я поговорю!

Я сказал слабым голосом:

— И разрушите наше совместное щасте?

Она рыкнула:

— Вадбольский, твое щасте в Щели Дьявола!.. Ты мужчина или нет?

Я скромно улыбнулся.

— Да вроде бы не жалуюсь.

— Дурак, — выкрикнула она люто. — Это ты про постель со служанкой? Это любой козел умеет, даже крыса и тушканчик!.. А мужчина — это подвиги, слава, битвы и горение!.. А ты о чем, о постели?

Я окинул её оценивающим взглядом, задержался на груди, всё-таки второй размер, а все мы предпочитаем третий, можно и четвёртый, зато плечи хорошо растопырены, а живот совсем плоский, может, даже с кубиками…

Она проследила куда я и как смотрю, но не смутилась, как сделала бы любая женщина, но она не женщина, тут же оскалила зубы с таким видом, что сейчас вгрызётся в моё интеллигентное горло.

— Дурак, — повторила уже чуть свободнее, — я вам помогаю, Вадбольский, а вы не цените. Какой из вас муж?.. В общем, готовьтесь.

— К свадьбе?

— Какая свадьба, дурень сибирский? Договариваюсь о транспорте, нужно попасть в настоящую большую Щель Дьявола по ту сторону Невы. Совсем новую, туда только собираются команды. И не такие, как мы, а человек по двадцать!

Я фыркнул.

— И сколько той добычи на рыло?

— Не всегда дело в количестве, — возразила она очень серьёзно. — А научный интерес?.. Ладно, там не Древняя Греция, вам не интересно, но можно наткнуться на что-то редкое!.. И там не будет так легко и просто, как в прошлый раз!

— А можно не наткнуться, — сказал я. — Ладно, уговорили, ваша светлость. Транспорт на вас, провизия и охранные амулеты — тоже.

В другой раз точно бы поморщилась, заспорила, но сейчас с готовностью кивнула, только переспросила со странной интонацией:

— Точно будете?..

— Если Сюзанна отпустит, — ответил я злорадно.

Ладно, пусть думает, что это она разрушила нашу приближающуюся с Сюзанной помолвку. И другие пусть так думают. Мне лучше быть в роли отвергнутого, но свободного.

Да, чем черт не шутит, когда Бог спит, вдруг кто-то восхочет утешить несчастного с разбитым сердцем?

Когда Глориана злится, всё чаще переходит на «ты», а когда уж совсем в ярости, то снова холодное «вы». Остальные члены команды давно перешли на «ты», но только наедине. А на людном дворе, когда всё видно и слышно, придерживаемся общепринятого статуса: «ваше сиятельство», «ваша светлость» и ещё снисходительно барское «баронет».

Посмотрим, что дальше. В конце концов, в Щелях Дьявола волей-неволей сближаемся, там не до расшаркивания, пока будешь учтиво кланяться и выговаривать фразу «Не изволит ли ваша светлость с её светлостью нацелить ружья вон туды…», как нас могут сбить с ног и сожрать, оставив только самые крупные косточки.

На лекции по магии препод уныло вещал с кафедры:

— Чем выше уровень мага, тем заклятия для него сложнее, а рисунок рун вычурнее и содержит семьсот знаков на первом уровне мастерства, тысячу на втором, а в третьем больше полутора.

Я тихонько спросил Толбухина:

— Он это всерьез?..

Толбухин хмуро сдвинул брови над переносицей.

— А что не так?

— Ни один нормальный человек, — ответил я шепотом, — не способен запомнить больше десяти-тридцати! Там же не крестик или нолик, а сложный рисунок!

Он тихонько хмыкнул.

— А кто сказал, что маги — нормальные? Там лучшие из лучших. Мастера запоминают и держат в памяти больше ста.

— Ого, — сказал я. — Если семьсот на выходе из первого уровня, то не представляю, есть ли такие, кто запоминает тысячу?

Он молча сдвинул плечами, с другой стороны Равенсвуд шепнул:

— Говорят, есть. Один или два. Но они при дворе Императора.

Я лишь кивнул и напомнил себе, что мой зеттафлопник может запомнить и сто триллионов, да только запоминать мне пока нечего. И вообще не представляю, что это такое, называемое магией рун или рунной магией.

Вздрогнул, это Толбухин толкнул в бок острым локтем.

— Препод уже посматривает на тебя, а ты спишь с открытыми глазами!

— Мыслю, — ответил я шепотом. — Слышал, есть возможность приходить сюда только на экзамены?