Мой дядя жил в элитном многоэтажном доме. Он пояснил, что в нём два входа: через парадное крыльцо, выходящее на оживлённое авеню, и через чёрный ход, расположенный чуть в стороне от главной улицы в узком переулке, заставленном мусорными контейнерами, которым мы и воспользовались, чтобы не столкнуться со швейцаром, который, по словам родича, порой бывал как чрезмерно любезен, так и чрезмерно любопытен. Верно, он просто не хотел, что бы его соседи меня видели и могли чем-то смутить.

Мы поднялись на нужный этаж в лифте, который, по моему мнению, едва ли уступал в чём-то лифту отеля «Ритц», который я, конечно, никогда не видела, но представляла себе именно таким, а потом мой притягательный дядюшка пропустил меня вперёд в свою «хибару». Именно таким словом он нарёк свою чудную квартирку, и, оставив мой багаж на полу передней, повёл меня по дому, показывая, где что находится.

– Я здесь не слишком часто бываю, потому что, помимо этой квартиры, у меня есть ещё одна, в которой я в основном и живу. А это место – тихая обитель, можно так сказать, – он усмехнулся. – Ну, ты понимаешь, когда хочется побыть одному. Я подготовил для тебя комнату, – радостно сообщил он, придерживая дверь для меня, – хотя ты можешь свободно бродить везде и пользоваться всеми благами этой хибары, за исключением моей берлоги, – он указал на дверь своей спальни в самом конце коридора. – Если тебе, конечно, не захочется стать свидетельницей моего беспорядка и грязных носков.

Из вежливости я улыбнулась, хотя думала о другом. Мне не верилось, что у меня будет своя комната, пока мы не вошли в неё. В родительском доме не существовало понятия о личной жизни, и если мне было необходимо побыть в одиночестве, приходилось уединяться в курятнике либо на сеновале. Но часто я вовсе не могла отдохнуть, когда мне того хотелось. Здесь будет всё иначе. Комнатка небольшая, и понятно, что она не предназначалась для молодой девушки, но я была рада и этому. Мой крохотный уголок собственного пространства.

– Спасибо тебе огромное за то, что позволил мне жить у себя, – я обернулась к дяде с искренней улыбкой.

– Не стоит, – он поднял вверх ладони. – Это малость. Пустяк. Как я уже сказал, я не живу здесь постоянно. Это мне стоит тебя благодарить за то, что ты согласилась приехать. Ты превратилась в настоящую красавицу, Роза. Я-то запомнил тебя совсем маленькой, очень подвижным сорванцом. А теперь ты взрослая барышня. Леди. Обнимемся ещё разок?

Мы обнялись, и я почувствовала, что дядя на самом деле искренне рад моему приезду. Он прижимал меня к себе крепко и никак не хотел отпускать, точно мы всегда были членами одной семьи. Затем он чмокнул меня, немного коснувшись губ. На вокзале я посчитала, что это случайность, но теперь это снова повторилось. Я знала, что некоторые родители целуют своих детей в губы, но в нашей семье не были приняты столь тесные контакты. В лучшем случае я могла быстро прикоснуться к чьей-нибудь щеке. В губы я целовала только Джоэля, и дядин поцелуй казался более чем странным и неуместным. Я напряглась буквально на долю секунды, пока не откинула подобные нелепые мысли прочь. Просто ещё одна случайность, не более.

– Твой отец рассказал мне о том, что произошло. Мне жаль твоего друга, – дядя Аксель заглянул мне в глаза, но я отвернулась.

– Он был мне ближе, чем друг, – дрогнувшим голосом впервые открылась я. Перед этим человеком было можно, ведь он не знал ничего. И любые его слова не затронули бы тонких струн моей души, нежели слова сочувствия и жалости тех, кто хорошо меня знал.

Мой внезапно обретённый родственник снова прижал меня к себе.

– Время лечит, – его слова были нежны, а тон полон философского смысла более глубинного значения, чем я могла постичь на данный момент.

Он не просто искренне мне сочувствовал, но и разделял понимание боли, а этого я ни у кого другого прежде не замечала. Я кивнула.

– Сегодня у меня выходной весь день. Если хочешь, можем сходить куда-нибудь вечером. А пока располагайся и отдыхай. Я в эту хибарку редко прихожу. Предпочитаю другое своё жилище, подальше от работы. А тут тебе будет хорошо. Никто не знает об этой квартире, и непрошенные гости не придут.

Его последние слова прозвучали скорее для него, чем для меня, и я посчитала это место его тайным логовом, где он может побыть один, отдохнуть, поразмышлять. Другим такая скрытная предосторожность могла бы показаться странной, но не мне. Уж я-то могла оценить необходимость порой побыть вдали от общества.

– Отдыхай, принцесса, – он оставил меня одну.

Мне понравилось, что дядя так меня назвал. Не по имени, а именно «принцесса». Прошлое действительно осталось позади, а здесь другая жизнь. Иной мир.

Мне удалось хорошо выспаться в поезде. Однако, решив полежать лишь полчасика, я уснула и, к своему удивлению, проспала несколько часов. Потом я разбирала вещи и осознала, как же мало взяла с собой. Всё-таки я была немного не в себе, и моё путешествие большей частью напоминало бегство.

Вечером дядя Аксель предложил посмотреть его кабаре, и я согласилась. Правда, внутрь мы заходить не стали. У заведения был выходной в этот день. Я посмотрела только на вход с вывеской, изображающей танцовщицу в откровенном наряде с райской хохлатой птицей на руке, а потом мы отправились в ресторан с живой музыкой, расположенный немногим дальше по той же улице, вернее оживлённому авеню, но сперва родич зашёл отметиться в «Лунный кот». Этот пиано-бар находился через дорогу прямо напротив его места работы, и бармен оказался близким приятелем моего дядюшки. Они всего-то перебросились несколькими загадочными для меня фразами, но при этом я была представлена как одна очень дальняя родственница.